Джон Брокман - Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс

«Зона обитаемости» – это условная область в космосе, в которой, согласно расчетам, условия на поверхности находящихся в ней планет будут близки к условиям на Земле и обеспечат существование воды в жидкой фазе. В нашей Солнечной системе эта зона простирается от орбиты Венеры до орбиты Марса. Ее границы определяются приблизительно и могут быть разными для разных планетарных систем. Иногда этот термин применяется в более широком смысле по отношению, например, к нашей галактике. У понятия зоны обитаемости внушительная история, как и у самих поисков жизни за пределами Земли. Совсем недавно эта концепция внесла свой вклад в потрясающий успех орбитального телескопа НАСА «Кеплер» в поиске экзопланет. Однако теперь, в пост кеплеровскую эру, эта научная концепция утратила свое значение.

Простое определение зоны легко применять в статистической оценке вероятности обитаемости той или планеты, так как оно зависит всего от нескольких легко измеряемых параметров. Идея весьма проста для понимания: в этой зоне не слишком жарко и не слишком холодно – эту зону еще называют «зоной Златовласки» ( Goldilocks Zone ) [65]. Простота оценки и большое количество статистических данных критически важны для установления числа и местоположения в нашей галактике маленьких каменистых планет, похожих на Землю. И космическая миссия «Кеплер» прекрасно справилась с задачей. Мы теперь хорошо понимаем, куда нам двигаться в поиске иных форм жизни, – к обитаемым экзопланетам. Но ведь слово «обитаемость» в словосочетании «зона обитаемости» – это неверное определение или, по меньшей мере, сильное преувеличение, так как это не зона сама по себе пригодна для жизни, – таковой ее делают условия на определенной планете, которые могут сложиться даже и за пределами самой зоны. Мы предполагаем, что в нашей Солнечной системе инопланетная жизнь может существовать и далеко за пределами очерченных нами границ – например, на некоторых спутниках Юпитера или Сатурна. Сегодня нам необходимо понимание того, что делает среду пригодной для жизни в течение геологически значимых периодов времени, будь то на планете или на ее спутнике. Признаки того, что делает планету «пригодной для жизни», и как их распознать при помощи телескопа – вот в чем тут вопрос.

Год 2013-й стал историческим с точки зрения поисков инопланетной жизни. Благодаря телескопу «Кеплер» и другим исследованиям экзопланет мы знаем, что похожие на Землю планеты широко распространены, а многие должны находиться где-то по соседству. Это делает возможным их удаленное изучение с помощью существующих технологий, а также новых телескопов, которые сейчас строятся. Мы можем начинать искать инопланетную жизнь, но нам нужно лучше понимать, что именно мы ищем.

Отправляя понятие зоны обитаемости в архив науки, следует вернуться к оригинальному звучанию этого термина в середине XX века – «пояс жидкой воды», важный регион для богатой геохимии каменистых планет. На обитаемых планетах в этом регионе мы почувствуем себя как дома.

Профессор социологии науки и технологий фонда Эбби Рокфеллер Мозе Массачусетского технологического института. Автор книги Alone Together («Одиноки вместе»).

В начале 1980-х я брала интервью у молодого студента, который учился у Марвина Мински, одного из создателей искусственного интеллекта. По словам студента, его учитель и кумир Мински пытался создать настолько прекрасную машину, чтобы «душа захотела поселиться в ней». Но в последнее время мы настроены скорее не метафизически, а прагматично. Мы изобретаем роботов для заботы о пожилых людях, роботов-нянь, роботов-учителей или секс-роботов. То есть, переиначивая слова Мински, мы пытаемся изобрести не машину с живой душой, а машину, с которой мы сами захотим жить. Мы пытаемся создать машину, которую человек мог бы полюбить.

Мечта об искусственном наперснике или возлюбленном смешивает такие сферы, которые лучше не смешивать. У человека есть тело и жизненный цикл, люди живут семьями и переходят от зависимости к независимости. Это дает им опыт привязанности, потерь, боли, страха за здоровье – и, в конце концов, опыт смерти – особый опыт, недоступный роботам. Я не говорю, что машины не могут настолько «поумнеть» или научиться огромному количеству вещей – они способны выучить многое, больше, чем мы можем предположить. Но на роль друга и объекта любовной привязанности они не подходят.

Однако машина-ассистент для физической помощи человеку, будь то обеспечение безопасности, помощь в уборке, да хоть бы достать вещи с верхних полок, – это прекрасная идея. Машина-компаньон, с которой можно было бы поболтать о человеческих взаимоотношениях, – эта идея уже не настолько хороша. Разговоры об отношениях характерны для нашего конкретного биологического вида. Такие беседы основаны на том, что обе стороны обладают опытом, который может дать лишь человеческое тело – его ограничения и его жизненный цикл.

Мы начинаем об этом забывать.

Мы забываем о заботе друг о друге и о беседе, которая возможна лишь между человеком и человеком. Английское слово conversation («беседа») происходит от глагола to converse , одно из значений которого – «склоняться, тянуться друг к другу». Для общения нам нужно слушать собеседника, ставить себя на его место, читать сигналы его тела, слышать голос, интонацию, понимать его молчание. Мы высказываем то, что нас волнует, и делимся своим опытом, ожидая того же в ответ. Робот, который делится информацией, – это отлично. Но если нужны друг и взаимная эмпатия, то «склоняться» лучше к человеку.

Когда мы думаем, например, о роботе-няне, то забываем, что дети лучше всего развиваются, когда чувствуют заботу, надежную и постоянную. Находясь среди людей, дети узнают, как сочетаются движения и речь, смысл высказываний, голос, интонации, выражения лиц и положения тел. Дети учатся многоуровневым человеческим эмоциям, их неочевидным оттенкам и сочетаниям. Ни один робот не может этому научить.

В наших разговорах о роботах-компаньонах есть паттерн, который я называю «от „лучше, чем ничего“ до „лучше всего“». Принято считать, что робот-компаньон «лучше, чем одиночество». Мол, совсем не так много людей хотят работать сиделкой или нянькой. И затем перечисляются преимущества привлечения к этой работе механических «заменителей». И по ходу рассуждений получается, что от искусственного помощника будто бы можно ожидать даже большего, чем от живого человека. Воспитатель может обидеть ребенка. Медсестра может ошибиться, санитары и сиделки подчас недостаточно умны и не получили хорошего образования.