Ирина Щербакова - По крупицам. Российские школьники об истории ХХ века. Сборник работ лауреатов Всероссийского конкурса исторических исследовательских работ старшеклассников «Человек в истории. Россия – XX век»

Бабушка хорошо помнит, как провожали отца на фронт, как долго отец держал ее и брата на руках, не имея сил с ними расстаться. Но когда началась блокада, Нина как будто забыла отца. И когда в один из февральских дней зимы 1942 года отец пришел навестить их, дети не узнали его и даже дичились. И отец не узнал своих детей, так они изменились за полгода.

Это были два маленьких скелета, – писал он потом своей матери, – два старичка. Их руки и ноги – это одни кости, даже кожа на них сморщилась…

Отцу дали увольнительную на сутки, чтобы навестить семью, находящуюся в блокадном Ленинграде. Он шел в лютую стужу по оцепеневшим и вымороженным улицам, тысячу раз скользя и спотыкаясь, шел целый день, через весь город, под обстрелами и бомбежками, в тонкой шинели, ветхой гимнастерке, брезентовых ботинках. Под шинелью, в железном солдатском судке отец нес Нине и ее брату гороховый суп – свой солдатский паек. Он копил свои порции несколько дней, чтобы отдать эту еду детям. Вкус этого супа бабушка запомнила на всю жизнь.

Поэтому и грибной пирог, и гороховый суп – такие незамысловатые блюда, запечатлелись в памяти моих дедушки и бабушки как символ любви их отцов в то страшное военное время.

Александр Тимофеевич Бугрин не только воевал на Ленинградском фронте, но и продолжал рисовать. Его работы, главным образом портреты, были представлены на блокадной выставке в мае 1943 года.

Тема войны и блокады продолжала жить и в его послевоенном творчестве. Сохранилась фотография, где Александр Тимофеевич изображен в 1948 году за работой над картиной «Салют Победы».

Когда открыли второй фронт, с едой стало получше. Появились американские продукты – кокосовое масло удивительного белого цвета и яичный порошок. Его смешивали с водой и жарили. Получалось что-то типа омлета. Но все равно было голодно. От голода особенно страдал брат моей бабушки, Владимир Бугрин. В 1944-м ему было шесть лет. Однажды он нашел банку с темно-желтым порошком.

Находка его очень обрадовала – ведь это тот самый яичный порошок, такой вкусный и питательный! Не разбирая вкуса Володя стал жадно поглощать этот порошок, он съел почти целую банку, пока не почувствовал сильное жжение. Ведь это был совсем другой порошок – горчичный! Его рот стало жутко жечь, так что он не мог ничего сказать. Он выпил воды, но от этого только усилился огонь во рту. Володя обжег себе весь пищевод, понадобилась срочная госпитализация. В больнице врачи спасли ему жизнь, но болезнь он себе нажил. Вот насколько сильный голод был у ребенка во время блокады, что он даже поначалу не разобрал, что ест, так как для него главным был не вкус, а сама еда.

Владимир Бугрин в дальнейшем стал художником, так же, как отец, окончил Академию художеств. Будучи участником выставок неофициального искусства (например, выставки 1975 года в ДК «Невский»), подвергся преследованиям и был вынужден эмигрировать. Долгие годы, живя вне пределов нашей страны, создавая новые произведения, участвуя в выставках, Владимир Александрович не забывал свое блокадное детство, рассказывал об этом своей жене и детям.

Он смог приехать в Ленинград только когда началась перестройка, в 1988 году. Последние годы его жизни тоже прошли в нашем городе, в той же квартире на Английской набережной. В это время Владимир Александрович сделал несколько иллюстраций к книге воспоминаний своей сестры. Интересно, что Владимир Александрович – выпускник школы № 238, тогда еще мужской. В этой школе учусь сейчас и я.

Как и у всех ленинградцев, блокада – эта самая трагическая страница жизни нашей семьи. Следующее поколение, поколение наших родителей, родилось в самую благополучную эпоху советского времени, в период так называемого застоя. В отношении еды это было время стабильное, но без изысков. Как и рецепты тех времен, в которых смешивались друг с другом простые и доступные продукты.

Моя мама, Елена Михайловна Ольшанская, как и большинство советских школьников, часто проводила лето в пионерском лагере. В лагере «Авроровец» работали разные кружки.

Мама записалась в кружок молодой хозяйки. Там ее научили готовить два блюда: рыбу под майонезом и «кружевной пирог». Ингредиентов требовалось немного. Но до сих пор эти блюда пользуются у нас неизменным успехом. Мама рассказала нам о том, как молодые хозяйки должны были приготовить шесть «кружевных пирогов» для угощения родителей в родительский день. Маргарин, яйца, сахар, мука – все было в достатке, но на шесть пирогов им было выдано только пять баночек клубничного джема, которым надо было смазывать пироги. Джем тогда был дефицитом, многие захотели его попробовать, и джема, естественно, не хватило. Руководительница кружка была очень недовольна, ей пришлось открывать шестую баночку, на которую у нее, возможно, имелись особые планы.

«Кружевной пирог» вызывает у мамы воспоминания о лагерных линейках, на которых поднимался флаг, тихом часе, пионерских кострах. И я думаю, что этот ее опыт для нас, ее дочерей, уже неповторим, так как связан с эпохой, которая произошла в истории только один раз, и хорошо ли или плохо ли, но она больше не повторится.

Большинство блюд, которые мы готовим в семье, относятся к эпохе застоя, который тогда назывался «развитым социализмом». Для него характерны большие государственные учреждения, фабрики, заводы с огромным количеством рабочих мест и зарплатой, которой хватало на скромную жизнь без излишеств. Продукты питания в то время были доступны по цене, но не разнообразны. Кулинарные книги не продавались в таком количестве, как сейчас. Люди сами составляли свои кулинарные книги, обмениваясь рецептами с сослуживцами, соседями, вырезали рецепты из журналов «Работница», «Крестьянка» или даже «Наука и жизнь». Рецепты того времени отличаются простотой и не включают в себя никаких особенных ингредиентов. Если это рис, то это рис. И не надо уточнять какой он – длиннозернистый, белый или коричневый (о существовании последнего вообще никто не знал). Если в рецепте была упомянута рыба, то подразумевалась треска, окунь или минтай, или уточнялось, что это лосось в банке. Это было время так называемого дефицита, люди радовались приобретенным продуктам и считали удачей, если им удавалось купить что-то редкое или почти не появлявшееся на полках магазинов.