Юрий Пуздрач - История российского конституционализма IX–XX веков

По всей вероятности, прав Б. Н. Чичерин, который с большой долей осторожности говорил о Соборах как о представительных учреждениях. Если в западном случае сословные права считались «главной пружиной развития представительных учреждений», где начала свободы хотя и уступили единодержавию, все же не заглохли совершенно, [543] См.: Чичерин Б. Н. О народном представительстве. С. 361. то на Земских соборах, за исключением случаев выборов новых государей, «нет и помину о политических правах… Характер Земских соборов остается именно совещательным… Они созываются правительством, когда оно нуждается в советах по известному делу. Мы не видим в них ни инструкций, данных представителю от избирателей, [544] Такой порядок существовал в Польше. ни того обширного изложения общественных нужд, ни законодательной деятельности, которой отличались даже французские генеральные штаты. Мы не встречаем следов общих прений; часто нет даже никакого постановления, а подаются только отдельные мнения по заданным правительством вопросам». [545] См.: Чичерин Б. Н. О народном представительстве. С. 364. И вообще, царь совещался с подданными как помещик со своими крепостными. [546] Там же. С. 381.

Вместе с тем Земские соборы заняли свое место в государстве с автократической системой правления, которая представляла собой нечто среднее между азиатской деспотией и западноевропейским абсолютизмом.

При российском варианте организации царской власти, при полном подавлении личной свободы не могла развиваться свобода политическая. Россия знала личную свободу при отсутствии государства, а узнав государственный порядок, потеряла свободу. Это состояние несвободы земцев чрезвычайно интересно проиллюстрировано приговором Собора 1566 г. По этому поводу И. А. Худяков пишет: «Желание Иоанна воевать было известно, и вот все сословия дали вполне единодушное мнение, до такой степени сходное в подробностях, что нельзя не видеть, что они считали себя не вправе „сметь свое суждение иметь“». [547] См.: Худяков И. А. Древняя Русь. СПб., 1867. С. 135. Это высказывание заставляет сомневаться в утверждении, что Собор, представляющий собой некую массу несвободных людей, может осознанно ограничивать царскую власть. Когда же это все-таки происходило, и решения Соборов вынуждали царя изменить свою точку зрения, или земцы отказывали в просьбе царя «дать денег», [548] См.: Сергеевич В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. С. 203. то приговоры соборов или отдельных групп земцев скорее выглядели как извинения перед царем, чем реальные требования тех или иных слоев общества. [549] См.: Костомаров Н. И. Старинные земские соборы. С. 44.

Кроме того, в русском человеке прочно укрепилась вера в то, что царская власть непогрешима, что воля государя есть воля Божия и он только исполнитель воли Провидения. Любое непонимание царского решения или несогласие с ним связывалось не с возможностью его неправильности или некомпетентности, а с простым незнанием всей информации, [550] Официальная информация была чрезвычайно скудна, более того, до января 1703 г. все внутренние новости и все известия из-за границы считались государственной тайной. ибо «знает то Бог, да великий князь (царь)». [551] Цит. по: Соловьев С. М. Соч. Т. 3. С. 289. Поэтому приговоры той или иной группы земцев зачастую заканчивались следующими словами: «Как государь укажет». [552] Цит. по: Костомаров Н. И. Старинные земские соборы. С. 38–44. Цена несогласия с властью была очень велика – жизнь и право пользования землей или другими преимуществами, получаемыми от самого факта приближения к власти и управлению.

Реализуя решения Соборов на местах, земцы не считались ни с чем и только потому, что олицетворяли собой власть, не могли рассчитывать на уважение, которым в свое время пользовались вечники. Наконец, несправедливость решений центра в народе не связывалась с именем царя, а воспринималась как факт злоупотреблений управленческого аппарата. Так воля и сила государства Российского покоились на жертвенности собственного народа, у которого постепенно изымали то, что могло когда-нибудь привести его к политической самостоятельности и экономической независимости, – собственность и свободу. [553] В связи с этим возникло мнение, что народ в XVI–XVII вв. лучше понимал нужды и общее положение государства, чем в XVIII–XIX вв. и последующих (см.: Федотов Г. П. Россия и свобода. Т. 2. С. 284). Именно поэтому в России в течение многих веков кристаллизовалось четкое осознание того, что политика – удел узкого круга людей, в искренность и бескорыстие поступков которых верить нельзя. Как тут не вспомнить В. О. Ключевского, который писал, что Земские советы, собрания были только сделками, а не учреждениями, минутными сборищами на всякий случай. Не нужно сделок, нужен прямой договор. [554] См.: Ключевский В. О. Афоризмы и мысли по истории. С. 187–188.

Все это не могло создать условий для появления нового класса – профессиональных политиков, парламентариев. [555] При этом обращает на себя внимание то, что возможность появления профессиональных политиков в России мы связываем только с XVI в., в то время как на Западе этот процесс начался несколько ранее. Запад воспринял практику Рима, где примерно за сто лет до наступления новой эры, в результате эволюции военно-крестьянского уклада появилась каста прирожденных политиков – нобилитет. Политическая карьера и реальное (в сенате или на форуме) участие в политической борьбе было пределом мечтаний любого римского горожанина, так как политика в Риме, да и на Западе вообще, – сфера всеобщего внимания и участия, а на Востоке – деятельность, презираемая обществом. Наверное, можно смело согласиться с мнением В. И. Сергеевича, писавшего, что «вопрос о такой организации представительства, при которой оно служило бы верным отражением всего государства, и до сих пор еще не нашел удовлетворительного разрешения в науке государственного права. Ввиду этого мы не будем удивляться, что при первом своем возникновении он разрешился весьма несовершенно не только у нас, но и в других европейских государствах». [556] Сергеевич В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. С. 172.

Наконец, весь ход развития высших учреждений России, краткий анализ их полномочий и властных возможностей говорят о том, что все эти органы были приспособлены лишь к обеспечению самодержавной власти, не могли претендовать на роль представительных учреждений и какого-либо ограничительного значения для осуществления абсолютной монархии не имели.

Как известно, развитие русского самодержавия хронологически принято подразделять на два периода. Первый датируется XVI–XVII вв., когда монарх пользовался своими правами, в той или иной мере прислушиваясь к мнениям и настроениям боярской и вообще служилой аристократии. Второй же период – эра абсолютной монархии, относящейся к XVIII–XX вв., периоду зарождения капиталистических отношений. Были ли в России во втором периоде развития российского самодержавия государственные органы, реально ограничивающие власть монарха? Ответ на этот вопрос напрашивается явно отрицательный.