Юрий Пуздрач - История российского конституционализма IX–XX веков

Думаю, что в лице Федора Курицына Пико делла Мирандола мог бы найти себе единомышленника.

Справедливости ради надо сказать, что первым из русских мыслителей, сформулировавших нравственные обязанности княжения, пожалуй, был Иларион, который говорит о том, что князь должен править на основе правды, так как отвечает перед Богом за свой народ, мир и справедливое управление (см.: Иларион. Слово о Законе и Благодати. М., 1994. С. 99–101).

См.: Зимин А. А. Россия на пороге Нового времени. М., 1972. С. 348–349.

Пересветов рекомендовал поистине революционные реформы; думаю, не будет большим преувеличением сказать, что такого уровня политический радикализм отсутствовал в других странах того времени.

Любопытно, что по пути, проложенному Феодосием Косым, множество людей устремились за свободой на окраины государства и за его рубежи. Авраамий Палицын, анализируя в своем «Сказании» политическую ситуацию середины XVI в., называет их бегунами и вечными холопами московскими и пишет, что именно они положили начало реформационным процессам в Польше, Литве и Белоруссии (см.: Сказание Авраамия Палицына. М.; Л., 1955. С. 120).

Одно из самых значительных своих сочинений Максим Грек посвятил изложению взглядов на обязанности царя. Он, в частности, пишет, что хотя и говорится, что ум человеческий создан по образу и подобию Божию, однако подобен воску или бумаге: как на них можно начертать любые слова, так и человеческий ум – к каким навыкам и обычаям приучишь его, к добрым или злым, в тех он пребывает до конца и охотно живет в них. Как видно, автор поставил свободную волю человека в зависимость от того, в какой среде он формируется и кто есть его наставники (см.: Сочинения Максима Грека в русском переводе. Сергиев Посад, 1910. С. 104–105).

См.: Флоря Б. Н. Иван Грозный. М., 1999. С. 59.

Невозможно не увидеть в этом предложении аналогию с формулой, в XVIII в. вышедшей из-под пера И. Посошкова: «Бедное крестьянство– бедное государство; богатое крестьянство – богатое государство».

См.: Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. С. 151.

Известно, что «Валаамская беседа» формально направлена против вмешательства духовенства в государственную жизнь.

См.: Моисеева Н. Г. Валаамская беседа– памятник русской публицистики середины XVI в. М.; Л., 1958. С. 174–175.

Так, Матвей Башкин считает рабство противным идеям Святого писания, а христианское учение не чем иным, как разумом. Тот же Иван Пересветов требует отмены рабства; по его мнению, предоставление всем людям свободы есть осуществление «правды», которая выше догматических положений веры, а всякий, кто хочет лишить людей свободы, служит дьяволу, поскольку Бог создал человека самовластным и самому себе владыкой, а не рабом (см.: Сочинения И. Пересветова. М.; Л., 1956. С. 347).

См.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. С. 148.

Лихачев Д. С. Великое наследие. М., 1979. С. 27.

Представляется, что, историю России можно смело рассматривать как историю почти постоянного роста влияния государственной власти.

Почему на Руси не случилось Возрождения, с которым мы связываем бурный рост конституционных идей на западе? Лихачев говорит, что для этого было недостаточно собственных культурных сил. Речь, прежде всего, идет о недостаточности своей античности и падении Византии; ликвидации республиканской формы организации власти в Новгороде и Пскове; подчинении церкви государству и усилении в связи с этим государственной помощи священству в борьбе против еретиков и свободомыслящих. В результате в XVI в. начинается полоса застоя с некоторыми, впрочем, посторонними вкраплениями ренессансных мотивов и других заимствований в общественной мысли (Лихачев Д. С. Прошлое – будущему: Статьи и очерки. Л., 1985. С. 324–325).

Впрочем, монополия короны на политическую власть, ее собственность практически на всю землю, торговлю и промышленность, плотный контроль над всеми классами общества и способность изолировать страну от нежелательных иностранных влияний, – все эти обстоятельства в своей совокупности гарантировали, казалось, бесконечный застой (см.: Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 151).

Думаю, и здесь первенство необходимо отдать первому русскому киевскому митрополиту Илариону (1051–1054), который в «Слове о Законе и Благодати» утверждает идею равноправия всех народов, живущих на Земле, особо подчеркивая тот факт, что ни один из народов не имеет права считать себя избранным, так как Бог не делает различий между людьми. Говоря о Византии, Иларион осуждает ее право на гегемонию во всем православном мире (впрочем, это необходимо было только для того, чтобы получить от нее автономию), критикует «ересь триязычия», в соответствии с которой утверждалось, что с Богом можно разговаривать только на трех языках: еврейском, греческом и латыни (см.: Иларион. Слово о Законе и Благодати. М., 1994).

В. О. Ключевский называет «Временник» И. Тимофеева историко-политическим трактатом, в котором автор не столько рассказывает о случившемся, сколько рассуждает об исторических идеях и политических принципах эпохи (см.: Ключевский В. О. Соч. Т. 7. С. 126).

И. Тимофеев, видимо, следует еврейскому философу и историку Иосифу Флавию, который не считает тождественными понятия царского сана и царской персоны.

См.: Ключевский В. О. Боярская дума Древней Руси. С. 453.

См.: Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1968. С. 34.

См.: Ключевский В. О. Боярская дума Древней Руси. С. 3.

См.: Флетчер Д. О государстве русском, или Образ правления русского царя, обыкновенно называемого царем московским, с описанием нравов и обычаев жителей этой страны. СПб., 1906. С. 25–26; Ключевский В. О. Боярская дума Древней Руси. М., 1994. С. 453.

См.: Шмидт С. О. У истоков российского абсолютизма. С. 416.

См.: Ключевский В. О. Боярская дума Древней Руси. С. 400–406.

Там же. С. 453–454.

Следует сказать о том, что именно из Думы вышел проект Уложения 1649 г.

Тем более что в русской истории были цари, законотворческая роль которых несомненна. Взять хотя бы Петра I или Ивана Грозного, которые, безусловно, мыслили себя и творцами законов, и главными их истолкователями. Впрочем, такое убеждение о правах и власти монарха было свойственно и людям, воспитанным на идеях века просвещения (см.: Шмидт С. О. У истоков российского абсолютизма. С. 401).