Василий Пономаренко - Электронное гражданское судопроизводство в России: штрихи концепции. Монография

Другим важнейшим преимуществом «электронного правосудия» должно стать беспрецедентное упрощение доступа к нему. Причем в системе гражданского судопроизводства (общих и арбитражных судах) предвижу возможность обеспечить такой доступ по принципу «одного электронного окна » 170. Это позволило бы решить целый комплекс насущных проблем доступности гражданского судопроизводства, а также процессуальной экономии.

Наряду с перечисленными выше электронной форме свойственны все преимущества формы письменной. Однако это сходство не должно вводить в заблуждение, в котором оказались ряд современных авторов, фактически отождествляющих обе эти формы. Так, например, Р.В. Шакирьянов пишет: «О движении гражданских дел можно узнать из письменных источников – из официальных сайтов соответствующих судов (курсив мой. – В.П .)» 171. Той же позиции придерживается и С.П. Ворожбит: «Электронный документ, как письменное средство доказывания, является лишь одной из разновидностей информации, сохраняемой в электронной форме» 172. Этот подход к соотношению электронных и письменных документов (их форм) является весьма распространенным 173.

Согласиться с подобным отождествлением решительно невозможно. поскольку электронный документ в самых общих чертах представляет собой файл. Диск (флэшкарта и т. п.), на котором размещен это файл, является при этом материальным носителем (электронным аналогом бумаги).

В зарубежной доктрине такой подход к письменным и электронным документам (формам закрепления правоприменительной информации) является общепризнанным. Порой они действительно приравниваются, но лишь с точки зрения доказательственного их значения – при наличии условий, предусмотренных национальным законодательством 174.

Изложенное о природе письменных и электронных документов позволяет заключить: будучи перенесенной на бумагу, информация утрачивает статус электронного документа 175. И наоборот: в результате сканирования (как и, например, в ходе передачи факсимильного сообщения) бумажный носитель утрачивается и информация облекается в форму электронного документа 176.

Нельзя не согласиться с К.Л. Брановицким в том, что доказательственные свойства электронного документа не могут устанавливаться, проверяться (например, в ходе экспертизы) теми же способами и средствами, которые применяются к документам бумажным 177.

Достоинства, свойственные исключительно электронной форме закрепления судебно-правоприменительной информации, позволили ряду отечественных ученых еще в начале двухтысячных годов спрогнозировать следующие направления ее возможного применения в судах:

• подача процессуальных документов (иски, заявления, жалобы);

• эффективное уведомление лиц, участвующих в деле;

• доступ заинтересованных лиц к судебным актам;

• оплата государственной пошлины;

• представление доказательств;

• рассмотрение дела с использование видеоконференцсвязи;

• реализация распорядительных действий сторон;

• дистанционное ознакомление с электронными материалами судебных дел;

• электронная коммуникация с вышестоящими судебными инстанциями 178.

Время показало, что этот прогноз (в свое время казавшийся фантастическим) был верным: существенная часть теоретических предсказаний уже сбылась. И со всей очевидностью это еще не предел.

В этой связи трудно не согласиться с утверждением П. Гиллеса о том, что «один из факторов, тормозящих развитие, – отсутствие образного предвидения того, как стремительно и радикально изменяется судебный и процессуальный мир с распространением современных компьютерных технологий» 179.

Применительно к отечественной доктрине гражданского процесса это упущение особенно заметно. Все имеющиеся публикации по рассматриваемой тематике имеют своим предметом либо рассмотрение технических вопросов реализации зарубежных идей, либо теоретическую критику новаций, вынужденно (под стать электронно-коммуникативным реалиям времени) предпринятых российским законодателем в отсутствие для них доктринального фундамента.

Скептическое отношение правоведов к ставшим законодательной реальностью элементам «электронного правосудия» можно объяснить не столько рациональными, сколько психологическими причинами. В публикациях на эту тему справедливо отмечается, что привыкшие к традиционному судопроизводству процессуалисты «запрограммированы» на «бумажную» его форму 180, что в существенной степени препятствует созидательному теоретическому мышлению, без которого невозможно моделирование новых отвечающих уровню информатизации общества процессуальных институтов 181.

Движение в направлении полновесного внедрения «электронного правосудия» в гражданское судопроизводство России необходимо сопровождать научной и общественно-агитационной работой.

Именно это в свое время было предпринято за рубежом. Так, еще в 2001 г. Верховного суд Швейцарии на своем официальном сайте предпринял целую рекламную кампанию электронного судопроизводства: «E-court – это современная профессиональная альтернатива многолетним судебным процессам, значительным расходам на адвоката и судебным издержкам. Быстрый процесс: решение суда выносится через 30 дней после начала судебного разбирательства. Нет необходимости в посещении суда, в адвокатах и издержках на них. За проведение процесса взимаются лишь незначительные пошлины. Никаких непредвиденных ситуаций в суде. Никаких продолжительных судебных разбирательств, требующих много времени и сил. Решение выносится на основе представленных материалов и имеет юридическое обоснование» 182.

Однако если российского «обывателя» можно «приучить» к мысли о дистанционном судебном разбирательстве привычным нашей государственной агитационной машине путем, то с консервативно настроенными корифеями процессуальной доктрины дело по понятным причинам обстоит гораздо сложнее 183. Впрочем, главной предпосылке внедрения «электронного правосудия» – научно-техническому прогрессу – эта задача вполне «по зубам».

Задачей настоящего параграфа является отыскание оптимального «имени» понятия, обыкновенно именуемого в отечественной литературе ставшим общеупотребительным термином «электронным правосудием».

Этот, используемый в качестве общеупотребительного, термин 184 представляется не слишком удачным как с научно-познавательной, так и с прикладной (технико-законодательной) точек зрения.

Начинать этот путь следует с восстановления в памяти универсальной механики терминологического оформления явлений правовой действительности, которое представляет собой двуединый интеллектуальный процесс, включающий в себя теоретическое осмысление нуждающегося в наименовании явления и одновременный доктринальный анализ закономерностей формирования официального (законодательного в широком смысле) юридического текста. Другими словами, появление термина является результатом столкновения двух «стихий» – мышления и языка: «методология терминологических исследований строится на основе ряда логических приемов, потому что термин – это имя понятия. Но поскольку имя – это слово, привлекаются и лингвистические приемы» 185.