Александр Чучаев - Уголовно-правовые взгляды Н.Д.Сергеевского

На другое обстоятельство обращает внимание Люден. Он пишет: «Безнаказанность добровольно оставленного покушения вытекает из существа покушения, ибо здесь нет действия, предпринятого с волей на совершение. Конечно, до отказа деятель стремился к совершению, но эта деятельность не может быть рассматриваема как нечто самостоятельное, отдельное от отказа, ибо вся преступная деятельность с начала и до конца есть одно неделимое действие и неделимость его основывается на едином неделимом источнике – преступной воле» 291.

Покушение с негодными средствами Сергеевским определяется как применение таких средств, которые по своим свойствам не могут обеспечить достижение преступного результата. Все они подразделяются на два вида: средства, которые абсолютно не пригодны для совершения преступления (например, суеверия), и средства, которые только в конкретной ситуации не могли привести к достижению преступной цели. «…С одной стороны, выдвигаются те случаи, когда субъект составил план действия вполне удовлетворительный и пригодный к делу… – результат же не был достигнут только вследствие того, что при выполнении плана сделана была ошибка, или заключавшаяся в случайной замене одного предмета другим, или основанная на незнании некоторых фактических обстоятельств… С другой стороны, выделяются те случаи, когда в самом плане коренится ошибка, делающая его вполне бесплодным, сколь бы точно и сообразно с замыслом он ни был выполнен…» 292.

Покушение первого вида, выделяемое Сергеевским, наказуемо на общих основаниях, второго же вида – ненаказуемо, так как оно не может привести к нарушению благ и прав другого лица. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных приравнивает его к обнаружению умысла в тех случаях, когда «подсудимым, по крайнему невежеству или суеверию, употреблены были только средства вполне и очевидно недействительные для совершения преступления» (ст. 115). В ст. 49 Уголовного уложения указывается, что «покушение учинить преступное деяние очевидно негодным средством, выбранным по крайнему невежеству или суеверию, ненаказуемо».

Покушение на негодный объект, по Сергеевскому, имеет место в случаях, когда запланированный результат не наступил, так как непосредственный предмет посягательства (в соответствии с современными взглядами непосредственный объект преступления) оказался «таким или в таком положении, что преступное деяние по отношению к нему не могло быть приведено в исполнение» 293.

Выделяются три вида указанного покушения: 1) отсутствие объекта вообще (выстрел в труп, принятый за живого человека); 2) предмет преступления не обладает свойствами, от которых зависит преступность данного деяния (похищение вещей, оказавшихся своими, или фальшивых денежных купюр); 3) сам по себе объект годен, но находится в таких условиях, при которых причинить ему вред не представляется возможным (кольчуга на теле человека защищает от телесных повреждений). «Наличность двух первых моментов превращает всю деятельность лица в совершенно бесплодную и безусловно неопасную; она никогда не могла бы привести к совершению преступного деяния, а посему и должна признаваться ненаказуемой… Наличность последнего момента… определяет собой не негодность объекта, а лишь негодность, недостаточность избранных субъектом средств; поэтому случаи этого последнего рода должны разрешаться по общим правилам о покушении с негодными средствами» 294.

Г. Е. Колоколов высказывает иное мнение. В частности, он пишет, что негодность объекта не равнозначна «негодности» субъекта; он способен нарушить правовой порядок и поэтому представляет серьезную опасность для всего общества. «Согласно с правильным взглядом на основание наказуемости неоконченного деликта, уголовная реакция является вполне применимой и в случае покушения над негодным предметом» 295.

Эта точка зрения в литературе подверглась критике. Так, Н. С. Таганцев указывает, что покушение на несуществующий объект будет мнимо преступным (например, нельзя оскорбить несуществующее лицо). В вопросе же о юридической оценке посягательства на объект преступления, который характеризуется потерпевшим или предметом, находящимся в ином месте или ином положении, он в целом солидарен с Сергеевским, предлагая квалифицировать его по общим правилам о покушении 296.

В ст. 47 Уголовного уложения по данному поводу закреплено следующее правило: «Не почитается преступным деяние, направленное на предмет несуществующий или очевидно негодный для учинения того рода преступного деяния, которое замышлено».

Как и во многих других случаях, Сергеевский не формулирует определение рассматриваемого понятия, если не считать следующего утверждения: «преступное деяние… совершается нередко совместной деятельностью многих лиц, а не одного преступника, таким образом, что преступный результат находится в причинной зависимости от действий всех этих действующих лиц» 297.

Между тем в литературе дефиниции соучастия уже существовали. А. С. Жиряев, первым среди российских ученых специально исследовавший данный институт, например, так характеризует его: «Под стечением преступников 298 (concursus delinguentium) разумеется такое нескольких лиц к одному и тому же преступлению отношение, вследствие коего каждое из них является или заведомо участвовавшим в его совершении, или же учинившим другое какое-либо противозаконное деяние, но по поводу и в интересах первого… Все стекающиеся при одном и том же противозаконном деянии преступники представляются в такой внутренней связи между собою, по коей вина одного более или менее отражается и на всех прочих» 299.

Г. Е. Колоколов предлагает два определения соучастия, условно говоря, формальное и материальное. Согласно первому из них, соучастие – форма преступности, при которой за одно и то же запрещенное законом последствие отвечают несколько субъектов; по второму – соучастие есть такое отношение нескольких лиц к единичному результату, при котором каждое из них виновным образом обусловливает этот результат посредством совершения деяния 300.

Ответственность за соучастие Сергеевским в первую очередь связывается с наличием двух и более лиц, отвечающих признакам субъекта преступления. При этом присоединение преступной деятельности одного не исключает сознания и предвидения преступного результата другим. «Если такая совместная деятельность совершается одним из действующих лиц при наличности субъективных условий вменения… а прочими вне этих условий, то такое положение вещей не вызывает никаких затруднений: присоединение к действиям преступника человеческой деятельности, совершаемой вне субъективных условий вменения, …имеет то же значение, как и присоединение сил внешней природы» 301.