Илья Левяш - Глобальный мир и геополитика. Культурно-цивилизационное измерение. Книга 2

Первая из них заключается в исторической традиции «старажытнай» Беларуси как восточного ареала семьи средних и малых центральноевропейских народов – в большинстве своем ныне членов Евросоюза.

Проблема, однако, в том, что европейский архетип Беларуси недостаточно укоренен в народном сознании и в идеализированной форме сохранился в сознании определенной части элиты белорусского этноса.

Вторая «величина» в этой формуле обусловлена смещением центра тяжести дальнейшей эволюции Беларуси к исторической доле фронтира – вначале «Крэсаў Усходніх» Речи Посполитой, а затем – пограничья с Европой-3, или Россией, инкорпорацией Беларуси в Российскую империю и далее – ее статусом БССР как западного фронтира России/СССР. Произошла трансформация белорусского архетипа. Трехвековой русский культурный мессианизм, вопреки негативным результатам цивилизационного миссионерства и ассимиляции, из внешнего фактора-необходимости преобразился во внутреннюю потребность народного менталитета. Ностальгия по относительно «благополучной» БССР – лишь камертон мощной гравитации трехвекового бытия вместе с Россией.

В-третьих , такое единение не может выстраиваться по иллюзорной или циничной «вертикальной» логике «Старшего» и «младшего брата», но это не отменяет ценностей и смысла подлинного братства. Реально братской является семья, в которой никто не является «захребетником», и все напряженно сопричастны к общему делу.

В конечном счете, нынешняя практика формирования Союза Беларуси с Россией имеет органический характер. Глубинное основание его проблематичности – в реанимации и творческом обновлении белорусского национального архетипа в таком институциональном взаимодействии с Россией, которое на деле способно эффективно обеспечить «нашу и вашу свободу». Одним из индикаторов сложностей на этом пути является уже то, что «Договор о Союзе Беларуси и России», в котором речь шла о двух государствах, был заключен в 1997 г., а в акте ратификации договора, как законе Республики Беларусь (1999), уже провозглашалось создание единого «Союзного государства». Иными словами, центральный вопрос – какой институциональный тип Союза является нормативным – остается по-прежнему открытым.

Экспертиза состояния дел в основном сводится к действительно существующим, но все более – к следствиям, чем причинам, и их интерпретация российской стороной напоминает претензии не к Республике Беларусь, а скорее к БССР как «сборочному цеху», однонаправленному на «Центр». Констатируется, что происходит «постепенное сползание с ранее достигнутых позиций». Так, по итогам 2007 г. Беларусь оказалась пятым торговым партнером России, а до 2004 г. она была второй (после Германии). Обретение новых торговых партнеров расценивается не как успех спасенного от «шоковой терапии» и возрожденного производства в Республике Беларусь, а ее «измена». Любое выгодное Беларуси экономическое, геополитическое и культурное партнерство с «дальним зарубежьем» – Китаем и Индией, Саудовской Аравией и Венесуэлой – интерпретируется в эмоциях «ревнивого мужа». Аналогичным образом, как «факторы давления на Москву», расцениваются воздержание Минска от перехода на российский рубль, проект строительства белорусской АЭС, активизация сотрудничества Минска с Киевом и Тбилиси, и т. п.

В основании реальных проблем союзного строительства по меньшей мере три фундаментальных фактора.

Первый из них заключается в том, что строительство не союза двух государств, а единого союзного государства сталкивается с синдромом разных «весовых категорий». Стабильное союзное государство может состояться только при таком непременном условии, как относительное равенство потенциалов – территориально-ресурсного, демографического, экономического, оборонного, культурного. Их явное несоответствие в рассматриваемом ракурсе угрожает если не поглощением Беларуси, то заведомо обрекает ее на долю «младшего брата».

Второй источник напряженности – различные политико-экономические траектории эволюции Беларуси и России в переходный период. Подписание союзного договора произошло, с одной стороны, в условиях стабилизации политического режима и жесткого неприятия «дикого рынка» в Беларуси, а с другой – в «смутное время» олигархической диктатуры в России. Ее полпреды сделали все, чтобы добиться контроля над белорусским производственным комплексом, прессинговали отказом от энергетических преференций, вполне нормальных в отношениях с союзным государством. В. Путин вначале, еще не обладая полнотой властного контроля, шел на поводу у олигархов, и лишь после их обуздания Россия, не без понятной оглядки на рыночные отношения, вернулась к относительно приемлемым преференциям для Беларуси. Но физически снятый энергетический шок не может пройти бесследно и остается в политической памяти и ментальности.

Наконец, в-третьих , на первом этапе восходящая политическая траектория в Беларуси и нисходящая – в России стимулировали Минск к форсированию идеи именно единого союзного государства, а не союза или иной институциональной формы двух государств. Расчет заключался в том, что рядом с президентом Союзного государства (тогда Б. Ельциным) должность вице-президента должен был принять А. Лукашенко. В случае референдума по договору, опираясь на симпатии большинства россиян к нему как харизматическому лидеру и «сильной руке», не говоря уже о симпатиях к Беларуси, позиции Минска будут прочно обеспечены. Несколько позднее политолог А. Цыпко в беседе с помощником белорусского президента В. Цепкало заметил, что «конструкция союзного государства, созданная Лукашенко и Ельциным, нежизнеспособна, и назвал «громкими словами» сентенцию собеседника: «Я уверен, что Беларусь самостоятельно выживет, России тоже, естественно, нечего опасаться, но тогда на всех попытках постсоветской интеграции можно будет поставить крест» [ЛГ, 2002].

Путинская Россия, добившись стабилизации, первоначально предложила Беларуси дилемму: либо модель Евросоюза, либо вхождение Беларуси в Россию фактически в статусе прежней БССР. Оба варианта были и остаются неприемлемыми: первый – в силу остающейся неопределенности институциональных оснований Евросоюза, второй – как «мягкая» инкорпорация. Отсюда – вялотекущая стагнация в союзном строительстве.

Многие аналитики указывают на «камень преткновения» в отношениях Минска и Москвы. Он ясно назван в статье А. Астафьева « Беларусь хочет быть в Союзе, а не в России ». Автор констатировал, что, при всей регулярности заседаний Высшего государственного совета Союзного государства, основные проблемы его строительства «остаются нерешенными… Не может же быть процесс строительства Союзного государства бесконечным» [ЛГ– Лад, вып. 15, 2003]. Действительно, в роли одного из субъектов Российской Федерации Беларусь не сможет полноценно решать свои внутренние и международные проблемы. Ее императив – синтез национально-государственного «самостояния» вместе с Россией, в новом Союзе с ней, но как одного из среднеевропейских государств, с ориентацией на собственную позицию в строительстве Большой Европы и ее центральноевропейского ареала.