С. Гальперин - Опыт восхождения к цельному знанию. Публикации разных лет

1. А. Ф. Лосев. «Мне было 19 лет…». Дневники. Письма. Проза. М., 1997. С. 67.

2. А. Ф. Лосев. Страсть к диалектике. М., 1990, С. 38.

3. А. Ф. Лосев. Дерзание духа. М., 1989. С. 213.

4. Начала. 2. 1993. С. 120.

5. М. Борн. Моя жизнь и взгляды. М., 1973. С. 121.

6. Там же. С. 122.

7. Начала. 2, 1993. С. 122.

8. А. Ф. Лосев. Хаос и структура. М., 1997. С. 16, 823.

9. А. Ф. Лосев. Бытие. Имя. Космос. М., 1993. С. 792.

10. Проблема объекта в современной науке. Сб., М., ИНИОН.1980. С. 144 —167.

11. Николай Кузанский. Соч. в 2-х т. М., 1979. Т. 1. С. 385 – 444.

12. А. Ф. Лосев. Хаос и структура. М., 1997. С. 253.

13. М. Борн. Размышления и воспоминания физика. М., 1977. С. 162.

14. А. Ф. Лосев. Хаос и структура. М., 1997. С. 529.

15. А. А. Тахо-Годи. Лосев. М., 1997. С. 443.

О народы, отдайте всё, всё,

но только не свободу мысли!

И.Г.Фихте

Смутное время переживает Россия. И смутой этой обязана она внезапно обретенной свободе мысли. Еще вчера идеологический пресс давил на общественное сознание, жесткая цензура пыталась [и не без успеха] проникнуть в сознание индивидуальное. Сегодня ничего этого нет: думай, о чем хочешь, высказывайся в открытую, публикуй самые сногсшибательные теории. В этой пьянящей атмосфере старческим брюзжанием могут показаться слова Николая Бердяева: «С горечью нужно признать, что свобода мысли дорога лишь тем людям, у которых есть творческая мысль. Она очень мало нужна тем, которые мыслью не дорожат. В так называемых народных демократиях, основанных на принципе народного суверенитета, значительную часть людей составляет народ, еще не сознающий себя свободными существами, несущими в себе достоинство свободы. Предстоит еще воспитание к свободе, что не делается быстро». И все же к написанному полвека тому назад философом-изгнанником стоит прислушаться.

Распалась связь времён…

Драгоценные пласты нашей материальной и духовной культуры свидетельствуют о том, что Россия никогда не была обделена носителями творческой мысли. Но сколь же пренебрежительно (это наиболее мягкое выражение) относились к ним во времена господства коммунистической идеологии, опирающейся на классовый (уравнительный) принцип, на воинствующий материализм! С каким упорством пытались вытравить из сознания нескольких поколений саму память о русской религиозной философии, чьи корни – идеи Платона и неоплатоников, труды святых отцов православной (восточной) церкви, а вершина – Владимир Соловьев и его последователи. Вся система образования принимала в этом деятельное участие. В итоге некогда плодородная нива была обращена в пустыню. Распалась связь времён… Будто и не было культурно-духовного Ренессанса России, ее серебряного века, наполнявшегося предчувствиями грядущего религиозного преображения.

Но наконец мрачная пора позади. Вот она – свобода: не анархия – демократия. Можно обращаться к древним символам и новым идеям, развивать экономику и государственность на строго научной основе, использовать опыт других стран, добившихся выдающихся успехов. С верой тоже все в порядке: можешь верить в любого бога, либо вообще ни в какого. Не забыты и сами идеи религиозных философов: то и дело слышишь: «русская идея», «соборность», «духовность». Всё теперь действительно будет направлено на всестороннее развитие личности – и образование, и культура, и наука.

Увы, душевная эта пастораль отражает не суровую реальность, а всего лишь привлекательные с виду островки в зыбкости брожения умов, охватившего общество, то есть те самые «мнения», которым некогда Маркс-Энгельс противопоставили свой исторический материализм. Это брожение не миновало круги экономистов, историков, политологов, социологов. За их разноречивыми мнениями, ссылками на мировой опыт, на национальную идею и т. д. проглядывают «уши» упомянутой выше философии с ее неуничтожимой основой: «Общественное бытие определяет общественное сознание». Правда, сейчас избегают говорить о «базисе» и «надстройке»; общественное бытие рассматривается не только с классовой позиции, как у коммунистов, но и с других: экономической, национальной, культурной. Но это не меняет существа проблемы: распавшаяся в историческом развитии России связь времён сама собой не восстанавливается.

Основой русской философии истории является саморазвивающаяся историческая идея, образующая своё тело – социально-экономическую реальность и свой дух, выявляемый в сфере символов – культуру. Это исторический идеализм, предельно сжато выраженный Вл. Соловьевым: «Идея нации есть не то, что она думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности». Это и есть развёртка христианской священной истории, обращённой к судьбе не только любой цивилизации, но и каждого человека в отдельности. Изначальный смысл «русской идеи» – воссоздание в общественном организме образа Св. Троицы – находится в лоне религии, определяемой отнюдь не по Фрейду и не по Фромму при всей популярности в мире их взглядов, но как телесно-духовная утверждённость человека в вечности.

Всякая новая трактовка «русской идеи» при самых благих намерениях её авторов манифестирует в действительности личину вместо лика, где истинно диалектическая связь между бытием и сознанием подменена одной из форм причинно-следственной, в основе своей вещественной связи. Справедливости ради следует отметить, что не только искажению, но и полному забвению преданы и иные исторические «идеи», хотя бы «американская». Пуритане – поселенцы Нового Света верили, что свобода лишь у Бога, они же свято следуют божественному предначертанию. В православии, которому Россия верна вот уже тысячу лет, сам образ Божий в человеке – его ум, его свобода. «У человека два крыла, чтобы возлетать к Богу – свобода и благодать», – говорит Максим Исповедник. Человек способен к сотворчеству с Богом – к синергии, в этом основа многовековой практики православного исихазма (священнобезмолвия). Если в протестантстве мир представляется мастерской, то в православии мир – это Храм. Оказывается, корни свободы, которую страстно призывает беречь Фихте, вовсе не в классовом сознании, а в религиозном.

Краеугольным камнем научного познания (и это особенно выделялось в советской науке) являлось его полное отмежевание от религиозного чувствования, от веры. И это несмотря на то, что начальные посылки, постулаты, рабочие гипотезы, носящие явно субъективный характер как в естественных, так и в общественных науках, расцветали подлинно религиозным мифом, превращались в догматы, находя опору в слепой вере. Современная мировая наука, некогда выросшая из пеленок протестантского просвещения, не настолько ортодоксальна, чтобы не сохранить симбиоз с религией в сфере этики, нравственных начал, онтологии. В советской науке подобная ниша начисто отсутствовала: основы научного коммунизма полностью отвергали саму возможность такого «противозаконного» дуализма. Господство в течение долгих десятилетий однозначно и догматически трактуемой философии истории произвело труднообратимый сдвиг в общественном сознании, исказило истинный смысл исторического процесса как саморазвития исторической идеи.