Павел Хондзинский - Ныне все мы болеем теологией. Из истории русского богословия предсинодальной эпохи

«Бог не может не вознаградить верную душу; но она может любить Его с такой незаинтересованностью, что это воззрение на доставляющего блаженство Бога ничем не увеличит ее любовь, которой она любит Его ради Него Самого, не думая о себе, и которой любила бы Его ничуть не меньше, даже если бы никогда и не получила бы блаженства» (Ibid. Р. 8).

«Обычно в состоянии более чистой любви надежда далека от своего исчезновения, своего совершения и сохраняет свое отличие от любви. 1. Навык прочно влит в душу, и она сообразуется с теми добродетелями, которые должны быть исполнены. 2. Упражнение в данной добродетели никогда не сливается с любовью – именно так. Это различение или подробное обозначение добродетелей не есть различение их целей. Все добродетели должны иметь одну цель, хотя они и подлинно отличны одна от другой. Св. Августин уверяет, что любовь осуществляет в себе одной все добродетели. Святой Фома говорит, что любовь есть форма и принцип всех добродетелей» ( Fenelon de Salignac de la Mothe. Oeuvres. T. 2. P. 9).

«Таким образом, когда некоторые святые мистики в святом бесстрастии принимали внушенные желания и отклоняли все другие, нужно всячески остерегаться думать, что они хотели бы отвергнуть те желания и акты, которые предписывает нам Писание, и принимали только те, которые были внушены сверхъестественным способом. Это было бы хулой на Писание и в то же время превознесение над ним исступленного вдохновения. Желания и другие акты вдохновения, о которых говорили святые мистики, суть те, которые предписывает закон, или те, что одобрены по рассуждении, и которые возникают в бесстрастной или бескорыстной душе, всегда готовой к дохновению благодати без того, чтобы к этому примешалось какое-либо корыстное рвение любви к принятию благодати» (Ibid. Р. 13). Или: «Бегай всякого напряжения, разгорячающего ум и повергающего благочестие твое больше в опаснейшую живость воображения, нежели в чистую и прямую волю преданности Богу ( Фенелон Салиньяк деля Мот. Творения: В 2 ч. М., 1799. Ч. 1. С. 98).

«Эти крайние испытания или оставленность, которую должно пройти, суть искушения, с помощью которых ревнивый Бог желает очистить любовь, не оставляя ей никаких средств, никакой надежды для своего собственного интереса в вечности. Эти испытания весьма многие святые описывали как некое ужасное чистилище, которое может избавить от потустороннего чистилища души, которые претерпят его до конца» ( Fenelon de Salignac de la Mothe. Oeuvres. T. 2. P. 14). Хотя, конечно, «душа, которая в этих крайних испытаниях все оставляет на Бога, никогда не оставляется Им». (Ibid. Р. 15).

«…Тогда душа отделяется от себя самой, она умирает на кресте, с Иисусом Христом взывая: Боже, Боже мой, зачем ты меня оставил? В этом невольном отчаянии она приносит абсолютную жертву своими собственными интересами в вечности» (Fenelon de Salignac de la Mothe. Oeuvres. T. 2. P. 16).

«Воля Божия – наше единственное правило, и любовь полностью сводится к воле, которая желает только того, чего желает Бог, а ее делает желающей…Существует воля позитивная и записанная, которая предусматривает добро и воспрещает зло… Существует воля Божия, которая является в нас через вдохновение или влечение благодати, что обнаруживается во всех праведниках. Эта воля всегда должна быть предполагаема в полном согласии с волею записанной…» (Ibid. Р. 19).

«Это самое упражнение любви, которое зовется созерцанием или безмолвием, оставаясь в своем сущностном действии, не будучи приложимо ни к какой отдельной обязанности, становится каждой отдельной добродетелью, сообразно с каждым отдельным случаем, ибо оно есть объект, как говорит св. Фома, который точно определяет все добродетели» (Ibid. Р. 27).

«Чистое и непосредственное созерцание негативно в том смысле, что оно не занимается добровольно никаким чувственным образом, никакой определенной идеей, как говорит св. Дионисий; иными словами, никакой ограниченной и обособленной идеей о Божестве: но оно восходит выше всего чувственного и различимого, иными словами, доступного и конечного, чтобы остановиться только на интеллектуальной и абстрактной идее бытия, которая не имеет пределов и ограничений» (Fenelon de Salignac de la Mothe. Oeuvres. T. 2. P. 28).

«…В конце концов, это означает утверждать то же, что Кассиан, который говорит в первом собеседовании, что чистое созерцание никогда не бывает непрерывным в этой жизни» (Ibid. Р. 27).

Jacques Le Вши. Le Pur Amour de Platon a Lacan. Editions du Seuil, 2002. P. 127.

Феофан Затворник, сет. Письма о духовной жизни. М., 1998. С. 46–47.

Carreyre /. Jansénisme. Col. 427.

См.: Fenelon de Salignac de la Mothe. Oeuvres. T. 2. P. 17.

См.: Пенс Eillenaar. L’Augstinisme de Fenelon face a l’Augstinisme des.lansc'iiisles // Jansenismus, Quietismus, Pietismus. Gottingen, 2002. S. 48.

Пробабилизм – учение иезуитов, исходящее из положения, что в сомнительных случаях следует вероятное принять за достоверное, если это полезно для церкви, даже если бы избранное поведение и не имело морального оправдания.

«Буду ли я возвышен или унижен, утешен или страждущ, употреблен к делам Твоим или ни к чему не годен; все равно буду Тебе поклоняться, жертвуя собственною моею волею Твоей воле, и мне остается только говорить с Мариею: буди мне по глаголу Твоему ( Фенелон Салиньяк деля Мот. Творения. Т. 1. С. 21).

Там же. Т. 2. С. 45.

Там же. Т. 2. С. 4. Ср. советы живущему при дворе: «Сколь бедны те, кои сами оковывают себя страстями своими, столь блаженны и свободны те, коих Сам Бог благоволит оковать собственными руками. В сей мнимой неволе они ничего не делают по своему хотению, но тем лучше: они против желания своего с утра и до вечера делают то, чего хочет Бог» (Там же. Т. 2. С. 77). Или: «Простое умерщвление состоящее в непрестанном соблюдении верности и ношении крестов Провидения, есть гораздо выше всех величайших строгостей, самими нами изыскиваемых, делающих жизнь отличною и суетными забавами ее искушающих. Каждый, ни от чего в порядке Божием не отрекающийся, не проводит ни одного дня без соучастия в кресте Иисуса Христа» (Там же. Т. 2. С. 103).

Выше уже давалась характеристика его августинианских идей. Ср.: «Оба движения [янсенизм и пиетизм] опирались на Августина, что, с одной стороны, достойно примечания, но с другой – неудивительно. Ибо это более или менее делали все ориентированные на активизацию христианского благочестия постреформационные учения. Что при этом значительные вопросы благодатного избрания и свободной воли находили себе в одних движениях похожее разрешение, особенно примечательно с точки зрения немалой конфессионально-политической дистанции между ними» (Ernst Hinrisch. Jansenismus und Pietismus – Versuch eines Stmcturvergleich // Jansenismus, Quietismus, Pietismus. Gottingen, 2002. S. 137). Ср.: «Пиетизм желал углубления и обращения христианства внутрь; янсенизм подобным образом обращал внимание современников на некоторые крайние формы благочестия. Пиетизм выдвигал, как и янсенизм, высокие нравственные требования к членам церкви <���…>. Оба движения не стремились к выходу из церковного общества, к которому принадлежали, но желали изнутри пронизать его своими реформаторскими идеями…» (Wilhelm Deinhardt. Der Jansenismus in Deutchsen Landen. Miinchen, 1929. S. 24).