Сергей Ильичев - Ангелы церкви

– Я на тебя и так уже с самого утра только и гляжу.

– И ничего не замечаете?

– Что я должен заметить? Молодой, красивый, статный… Мне даже не совсем понятно, почему ты выбрал себе этот нелегкий, как я теперь понимаю, путь…

– А больше вы ничего не видите? Ну, болезни какой?

– Вот дурачок! А кстати сказать, мне показалось, что этот администратор тебя хорошо знает…

– Был грех!

– Может, расскажешь?

– Приезжал тут месяца два тому назад какой-то главный проверяющий из отдела по делам религий, наверное, из самой Москвы. В этой гостинице и останавливался, а меня к нему в помощь как бы направили. Принести что, в магазин сбегать…

– И что дальше?..

– Начал он меня вином поить и губами слюнявить. А как дело дошло до того, что к себе в кровать потащил, тут уж я со второго этажа в сугроб в одних трусах и сиганул…

– Чем и испортил всю свою последующую карьеру в данной епархии. Так? Потому-то ты и напросился ко мне в поводыри…

– Вы меня теперь тоже выгоните?

– За что же? Вот только не прыгать надо было тогда в окно, а врезать ему хорошенько… Лучше сразу по яйцам… тогда бы у него охота эта сразу бы и надолго пропала…

Ну а теперь в самый лучший магазин и в парикмахерскую… Пора приводить себя в порядок. Столько лет ходил в одной гимнастерке.

И уже к Фоме:

– Кстати, тебе лет-то сколько?

– Семнадцать месяц назад исполнилось.

Игумен строго посмотрел на него.

– А теперь, как на духу, девок уже щупал?

– Нет…

– Про питие не спрашиваю, сам сказал.

– Куришь?

– Только раз и попробовал, да все одно увидел один монах и выпорол сгоряча, но от всего сердца. А потом говорит:

– Ты хоть знаешь, что ты сам себе в рот-то засовываешь?

– Что? – спрашиваю уже я.

– Хер бесовский – лохматый, грязный и потный… Так и сказал. Вот тебе Бог! – и Фома даже перекрестился. – Меня сразу же чуть наизнанку не вывернуло…

– Образно сказал тот монах, лучше не скажешь… Жаль, что я ему в детстве на глаза не попал… Ну, пошли жизнь прожигать…

– Отче, а может быть, мне сегодня где-нибудь в другом месте переночевать. Вдруг я вам своим присутствием мешать буду… А может быть, вы захотите сюда девушку привести…

– Знаешь, Фома. Еще ничего не произошло, но ты уже столько соблазнов нарисовал, что вспомнился мне один рассказ о буддийском монахе, когда-то еще в Москве рассказанный. Он достаточно поучителен. Слушай. Шли по дороге два монаха. Один опытный и старый, а другой молодой. У берега реки стояла юная девушка, которая попросила их помочь перебраться ей на другую сторону. Молодой монах в ужасе от нее отшатнулся: разве можно монахам касаться женщины… А старик поднял ее и перенес на другую сторону и пошел себе дальше. Часа через три молодой монах, не вытерпев, спросил его: «Почему ты так поступил? – Как? – спросил его старик. – Ну, вы коснулись руками женщины» – воскликнул он в ужасе. А старый монах ему и отвечает: «Я ее перенес и уже давно забыл об этом. А ты все три часа пути с вожделением вспоминаешь о ней».

И тут пришла очередь улыбнуться уже Фоме.

После этого они скупили чуть не половину магазина и вернулись к вечеру в гостиничный номер.

Фома стал развязывать свертки и раскладывать покупки.

– Вы меня, батюшка игумен, извините, но я все же никак не могу понять, кто же вы на самом деле? Контузия… и вы ничего церковного вспомнить не можете, но в магазинах-то ориентируетесь так, что я только диву давался…

– Считай, что я разведчик на вражеской территории.

– Чей?

– Ну, не немецкой же, типун тебе на язык. Есть у нашей церкви тоже своя разведка…

– Хотите знать, как попы живут?

– Во время войны у всех животы ремнями подвязаны. Тут уж не до жиру, быть бы живу… Но помочь ты мне можешь. Работы у нас будет много. Нужно будет объездить все сохранившиеся храмы, узнать, в каком они состоянии, какая нужна помощь… Так что ты станешь моими глазами. Согласен?

– О чем разговор. А с чего начнем?

– С того, что ты для начала разденешься… Что застыл? Будем мерить обновки-то?

– Прямо сейчас?

– А то когда же, кто же нас в твоем ветхом облачении в ресторан пустит…

Фома быстро скинул с себя свой подрясник. Сложением юноша оказался крепким, фигурка была борцовская, мышцы налитые.

– На руках стойку сделать сможешь? – спросил его Георгий.

Парень кивнул.

– Давай!

Фома легко вошел в стойку, словно бы всю жизнь этим занимался.

– Молодец! – сказал Георгий. – А теперь смотри…

И игумен, сделав кувырок назад, уже сам мягко опустился на руки и так прошел часть комнаты, а затем снова с переворота встал на ноги…

Раскрасневшийся Фома от удивления раскрыл глаза.

Тут игумен взял три яблока, что лежали в вазе на столе, и начал ими ловко жонглировать, постепенно съедая один из них…

– А меня так научите?

– Почему бы и нет… – говорил и дожевывал яблоко. – Ну что, ты так и будешь стоять в одних трусах? Одевайся, пойдем начинать красивую жизнь…

– В ресторан?

– Не согрешив, не покаешься…

– А можно?

– Мне крестная как-то недавно сказала, что нам все можно, но, правда, не все полезно… Так что сегодня у нас с тобой прощальная гастроль, и возможно, что мы на какое-то время распрощаемся со светской жизнью. А с завтрашнего дня станем штудировать церковные азы… Будешь учить меня азбуке и всему прочему, что должно знать человеку в моем сане. А в конце недели будем принимать монастырь…

Фома же, успев облачиться в новый костюм, не слышал Георгия, рассматривал себя со всех сторон в огромное, гостиничное зеркало. И, очевидно, был собой доволен.

Весь вечер впервые со времен начала войны Георгий и Фома вместе провели в ресторане. Игумен, будучи в светском костюме, совершенно преобразился. В парикмахерской ему аккуратно подравняли бородку, прибрали волосы. Фома смотрел, слушал и запоминал, что и как есть, какими приборами за столом пользоваться. И конечно, немного белого и красного вина. Причем – белое к рыбе, а красное традиционно – к мясным блюдам.

Оркестр заиграл популярные в годы войны мелодии. И Георгий даже один раз пригласил на танец одиноко сидящую молодую женщину. Но только на один танец…

Так, в этот момент игумена Георгия увидела и узнала работница ресторана, которая слушала сегодня его проповедь в храме. И остолбенела от неожиданности, увидев монаха в светском костюме, да еще в зале ресторана.

– Не может быть… Отец игумен… Вы ли это? Да как же можно… – И потрясенная увиденным, сразу же убежала в свой угол на мойке и теперь ревела там, как белуга…

Георгий вошел вслед за ней.

– Не нужно так! – тихо начал он – Вы же ничего обо мне не знаете. Три года в окопах, и почти каждый день умираешь от страха, теряя друзей, что, умирая у тебя на руках, смотрят на тебя с надеждой, а ты ничем не можешь им помочь. Да и сам лишь чудом выжил. Но вот, поверите ли, уже забыл, как пахнет вкус прожаренного бифштекса с луком, звуки живой музыки… Хотя все это не в оправдание. Согласен, что я оступился. Как говорила моя крестная – не иначе как бес попутал.