Сергей Ильичев - Ангелы церкви

Но вот вы… Если говорить честно, даже не могу понять, как вы-то сумели сохранить в себе эту чистоту, работая в таком месте. А потому, прошу вас, простите меня, Христа ради… И помолитесь за грешного раба Георгия. Очень вас прошу.

И они с Фомой сразу же покинули ресторан.

Неделю спустя в Заумчинском монастыре вся братия – три монаха, также после ранений, вернувшиеся с фронта, один старик-схимник и четыре послушника разных лет собрались на утреннюю Божественную Литургию под началом нового настоятеля. Фома показал игумену Георгию, где тот должен встать, а сам вынужден был отойти в сторону согласно своему положению.

Подошло время начинать службу, и все ждут начального возгласа настоятеля.

Тот молчит.

А Фома лишь глазами какие-то знаки делает, да рот словно рыба раскрывает.

Стоящий у престола преклонных лет монах-схимник Варсонофий подсказывает:

– Дайте возглас, отец игумен…

– Какой возглас? – тихо переспрашивает его Георгий.

– Начальный…

– Отец, вставай на мое место и начинай службу… – словно потерянный, молвил Георгий.

– Так бы и сказали, что вам плохо. Присядьте пока. Оно и понятно, после такого ранения…

И встав пред престолом, со словами: «Благословен Бог наш…» – начал Божественную Литургию.

Вечером они оба сидели у костра. Игумен сам пришел к древнему старцу. И какое-то время они просто молчали.

Первым прервал молчание отец Варсонофий:

– Многих монахов повидал я за свои годы. Всяких. И таких, о которых и говорить тяжело, и настоящих подвижников. Монашество на Руси всегда претерпевало от власть имущих. Это только в современных книжках можно прочитать рассказы об огромных угодьях и землях, о повинностях и отработках на них крестьян в пользу церкви, о несметных богатствах тех или иных монастырей. Если милостыня и допускалась когда-либо извне, то лишь для удовлетворения минимальных потребностей тех, кто сам и неустанно на этой земле трудился. Даже если это были пожалования частных лиц или государственная руга – все было без излишков. У нас даже храмовая утварь не должна быть драгоценной.

Был ли наемный труд? Был, но при условии его справедливой оплаты, исключающий саму возможность нанести кому-либо обиду. Особым случаем пользовались монастыри, обладающие чудотворными иконами или сокровищами книжных богатств. К ним люди тянулись со всей страны. А потому и сочеталось в монастырях «отвержение мира» и служение этому же миру.

Но это, так сказать, предисловие к ликбезу по случаю вашей контузии… А вот что касается игумена Георгия Боголюбова, то он был моим духовным сыном. Я же за него в свое время и поручался при принятии им духовного сана. Удивительный был юноша и великой духовной силой стал обладать уже как монах…

Еще какое-то время он сидел молча, видимо, что-то вспоминая, а потом спросил:

– Может быть, вы мне расскажете, как и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

– Это случилось в январе 1944 года, когда в одной проруби в день Богоявления вместе искупались…

И Георгий рассказал о встрече и о смерти на его руках монаха-подвижника, о возложенном на него послушании и далее нести крест и имя игумена уже в миру…

– Воистину неисповедимы пути Твои Господи! – только и вымолвил старец.

– Отче, хочу сказать тебе и еще об одной не менее важной возложенной на меня миссии. Недалеко от города на сырой земле лежит великое сокровище, коим мне поручено справедливо распорядиться. А значит, станем восстанавливать монастыри, строить духовные школы, помогать страждущим… Работы, как вы понимаете, край немереный… А потому хочу просить вас и далее следить за порядком богослужений в монастыре, а я же возьму на себя то, что мне понятнее, – работы по строительству и реконструкции…

Старец молча склонил голову, давая понять, что согласен.

– И еще. Раз вы были духовным отцом игумена Георгия, то прошу вашего благословения и молитв уже за меня, грешного… И не сетуйте, если по случайности что-либо не то сделаю… А потому говорите и далее всем о моей контузии…

– Тебя, Георгий, Сам Бог уже благословил. Чтобы жить да с пулей в сердце, такого на моей памяти еще не было. Если что будет нужно, совет какой-то, приходи в любое время или же Фому присылай. Чует мое сердце, что ладный из него монах может получиться, небалованный он.

На том они и расстались.

И потекла монастырская жизнь как по новым рельсам. Появились люди, закипела работа, буквально на глазах стал восстанавливаться монастырь.

К игумену со своими бедами стали приходить люди. И он никому не отказывал. Кому-то дал денег на то, чтобы тот поставил себе новый дом, кому помог купить корову для большой семьи, третьему лошадь и плуг. А одному мужику с помощью братии монастыря помогли сбить новую печь. И потянулись к нему люди со всего района. Кроме того, в монастыре всех кормили. Принимали престарелых и одиноких, калек, вернувшихся с войны. Для них уже ближе к осени построили большой странноприимный дом. И у каждого из них появилась крыша над головой да дело по душе в большом монастырском хозяйстве.

Так же параллельно и своим чередом шла непрестанная монастырская служба.

В середине «бабьего лета» по лесной дороге после поездок по району и посещения хутора «Приют», возвращая в свой монастырь, шли игумен Георгий и Фома. На этот раз юноше достался тяжелый портфель игумена Георгия.

– Батюшка, вы специально в него кирпичей наложили, смирение мое испытываете? – перекладывая портфель с руки на руку, шел и вздыхал юноша.

– Это не кирпичи, Фома! Это золото и драгоценности!

Юноша звонко рассмеялся.

– Я все давно хотел тебя расспросить о твоих родителях, о детстве, о месте, где ты родился…

– Грустная будет история, отче…

– Не сахарный, не растаю…

– Родился я 1926 году в одном из северных уездов Пермской губернии. Отец был церковным старостой, а мама пела на клиросе. Через два года отца вместе с батюшкой арестовали и увезли. Больше мы о них ничего не слышали. А мама? Мама, чтобы спасти меня и старшего брата от голода, вышла замуж за местного участкового милиционера. Прожили они так три года, а потом он встретил приехавшую из города учительницу и стал баловать с ней. Мама ничего ему не говорила и, пользуясь его постоянным отсутствием в доме, воспитывала нас в любви к Богу. Однажды мы не успели убрать наши книжки, и он арестовал маму «за преподавание несовершеннолетним детям религиозных убеждений». Была, оказывается, такая статья… И сам же добился, чтобы маму осудили на два года…

А потом привел в наш дом свою любовницу. А та нас просто выкинула за дверь.

Так начались наши скитания по земле. От деревни до деревни. Братишка имел красивый голос и с лёту запоминал то, что пела мама, а потому в каждой деревне находились добрые люди, которые, лишь заслышав знакомый церковный напев, открывали нам двери своих домов.