Алексей Каплер - Киноповести

— Что еще нужно, мистер Релтон? — спрашивает посол.

— Господин посол, я имею удовольствие в третий раз напомнить вам, что я не Релтон, а Константинов.

— Так что же еще нужно, мистер Константинов?

— Нужно купить возможность ворваться в Кремль.

— Через кого?

— Через коменданта Кремля… Он откроет ворота.

— Кто войдет в эти ворота?

— Офицерские дружины… У нас три тысячи человек… На днях будет смотр…

— Этот… комендант Кремля взял деньги?

— Возьмет…

— Сколько вы ему даете?

— Если не возражаете, пять миллионов.

— Согласен…

Конец акта. Занавес опускается. Финальные аккорды. Аплодисменты.

Дипломаты встают.

В соседней ложе восторженно аплодируют морячки.

Занавес снова раздвигается. Вместо балерины на авансцене стоит человек в кожаной тужурке, обвешанный гранатами, с маузером на боку. Аплодисменты обрываются. Человек в кожаной тужурке поднимает руку.

— Товарищи и граждане! — громовым басом объявляет он. — Имеются два внеочередных вопроса. Первое: по постановлению Екатеринбургского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов расстрелян бывший царь Николай Романов. Желает кто-нибудь высказаться?

Шум.

— Вопрос ясный! — кричат из зала.

— Какие есть предложения? — спрашивает человек в кожаной тужурке.

— Принять к сведению, — предлагает матрос из ложи.

— Есть предложение принять к сведению. Возражений нет?.. Принято.

Шум. Публика поднимается и идет к выходу.

Но человек в кожаной тужурке вновь поднимает руку.

— Второй вопрос: есть предложение не расходиться… потому что все равно никого не выпустят. Сейчас будет проверка документов.

Сильный шум. Эффект второго сообщения громадный.

В дипломатической ложе из-за портьеры высовывается встревоженная физиономия. Константинов сердито оборачивается. Голова исчезает.

— Кто это? — спрашивает посол.

— Мой человек. За ним гнались.

— Хорошо, пройдет со мной. Когда будет беседа с комендантом Кремля?

— Завтра, господин посол…

Кремль. Комендантская.

Входят комендант Кремля Матвеев и Константинов.

Красноармеец в вылинявшей гимнастерке, еще хранящей темные следы погон на плечах, хлебает деревянной ложкой суп из котелка.

Константинов останавливается в дверях.

— Выдь-ка отсюда, — говорит Матвеев. — Там доешь.

Красноармеец встает.

— Тут и твоя порция, товарищ комендант.

— А мою порцию оставишь. Я потом похлебаю. Садитесь…

Красноармеец выходит.

Константинов садится.

Матвеев рукавом стряхивает крошки со стола.

Константинов поворачивается к нему:

— Ну, вы решились?

— Да как вам сказать… — мнется Матвеев.

— Начало мне не нравится.

— Прямо не знаю, что делать, что делать, — сокрушенно бормочет Матвеев.

— Что вызывает у вас сомнение?

— Видите ли… Будем говорить напрямик. Должность у меня хорошая, харч, правда, так себе, небогатый харч.

— Ну?

— Однако ничего, живу. Почет. Уважение… Наши — большевики то есть — почти целый год просидели, может, и еще продержатся…

— Дальше.

Константинова раздражает наивность коменданта.

— Ну, а ваша-то власть, она из каких будет? — продолжает Матвеев. — Я в смысле надежности. А вдруг да не угадаешь?..

— Вы положение на фронтах знаете? — резко спрашивает Константинов.

— Да, вроде знаю.

— А если знаете, то должны понимать, что все равно большевикам не удержаться.

— Это-то верно, — вздохнул Матвеев, — похоже, не удержаться.

— Дальше. Должность мы вам дадим не хуже. Харч будет, во всяком случае, лучше. А кроме того, господин комендант, мы в крайнем случае обойдемся и без вас. Смотрите, не прогадайте.

— Зачем же сразу сердиться, — примирительно говорит Матвеев. — Я ведь только интересуюсь. Вот, например, интересно, какие партии вас поддерживают или, может быть, государства?

— Интересуетесь? — иронически спрашивает Константинов.

— А как же…

Константинов выдерживает паузу, потом холодно цедит:

— Возьмете деньги, дадите расписку…

— Так…

— Начнете с нами работать…

— Так…

— А вот тогда можете интересоваться.

Матвеев сокрушенно вздыхает.

— Ну, так как?

— А навар какой будет?

— Что?.. — недоумевает Константинов.

— Денег, денег сколько дадите?

— Назовите сумму.

— Виноват. Мой товар — ваш навар…

— Мы не на базаре, господин комендант.

— Ну, да ведь вам виднее! Человек я в таких делах неопытный, продешевить не хочется, а вы-то уж, верно, не впервой… Скажите правду, с кем-нибудь из наших вы уже… (Выразительный жест.)

— Знаете, господин комендант, вы очень хорошо спрашиваете и очень плохо отвечаете. Мне это перестает нравиться. Вы интересуетесь суммой, — пожалуйста: ассигновано два миллиона.

Константинов протягивает руку.

— Согласны?

Но комендант быстро закладывает руки за спину.

— Ну, нет… нет! За два миллиона — не буду. Нет.

Константинов с удивлением смотрит на Матвеева, как будто искренне возмущенного.

— Что такое?

— Нет, это просто несерьезно, — сердито говорит комендант.

Константинов начинает выходить из себя.

— Но позвольте, в чем дело, господин комендант?

Матвеев не слушает его.

— Или дело делать, или дурака валять.

— Что случилось, наконец… Мы, кажется, не на базаре…

Матвеев берет со стола фуражку Константинова и отдает ему.

— Вот что, гражданин… Вы меня не видели, я вас не слышал, и давайте очистим помещение. Давайте-давайте…

— Подождите. Ваша сумма?

Матвеев вдруг решился, наклоняется к самому уху Константинова и отчаянным шепотом выпаливает:

— Два с половиной!

— Пишите расписку.

Матвеев отрывает клочок бумаги, садится писать.

— Миллион рублей получите сейчас, остальное — по выполнении операции, — говорит Константинов.

— Операция… — со вздохом бормочет Матвеев. — Ох, наживаешься ты на мне.

— Господин комендант! Повторяю, мы не на базаре!

— Ну-ну… Только тихо!.. — примирительно говорит Матвеев. — Деньги на бочку…

Константинов начинает выгружать из кармана деньги.

Ленин идет по коридору. Видит — в пустой комнате свет. Заходит, гасит свет, идет дальше.

Столы телеграфистов. Стучат ключи.

Ильич подходит к старшему телеграфисту.

— Есть сводки с фронтов?

Берет сводки.

Откуда-то раздается детский крик.

Из комнаты, смежной с кабинетом Ильича, быстро выходит Рыбакова. Она ведет за руку маленькую, грязную девочку.

— Товарищ, это что такое? — взволнованно и возмущенно говорит она часовому. — Откуда она? Как она попала? Ходит по коридору, залезает в кабинет. Мало того! Крадет у Владимира Ильича сахар! Возмутительное безобразие!

Рыбакова дергает девочку за руку. Рев.