Алексей Каплер - Киноповести

Солдаты внимательно смотрят на него. Семен, сидящий рядом на бревнах, смотрит снизу вверх ему в лицо.

— Земли, мира, хлеба добьемся. Фабрики заберем в свои руки, детей пошлем учиться в университеты, уничтожим эксплуатацию, нищету, построим в России социализм — вот наша программа. Она решается сегодня ночью. Люди будут счастливыми, жизнь должна стать радостью… И все это решается сегодня вами. Вы это можете совершить… Среди вас есть большевики?

Семен хочет ответить и, заметив это, человек в кепке обращается к нему:

— Вы партийный?

— До недавнего времени ходил в эсерах.

— Вот как. А теперь?

— А теперь большевик. Навсегда. Никому меня больше не сбить.

Человек в кепке улыбнулся.

— Слыхали? — говорит он своему спутнику.

— Стой! Кто идет? — слышится оклик дозорного.

Солдаты поворачиваются в ту сторону.

— Свои…

Проходит красногвардейский патруль.

А когда Семен оглянулся, ни человека в кепке, ни его спутника уже нет.

— Ребята! А где же он?

Никого.

— Ушел…

Солдаты притихли, задумались.

— Как он сказал, Востриков… А кто же это был?

— Не знаю… человек…

— Осторожно…

Из-за угла вылетает конный отряд юнкеров, проскакал мимо солдатских пикетов.

— Пускай пока поездят, — говорит солдат.

Г о л о с г е н е р а л а. И вскоре мы получили приказ выступать.

Навстречу порывам ветра, низко наклонившись к рулю, мчится мотоциклист в черной кожаной тужурке, в черной фуражке. Резко наклоняя машину, он закладывает вираж по площади и въезжает в ворота казармы.

Нечеса принимает у него пакет, вскрывает и, пробежав глазами, поднимает руку:

— Товарищи, по приказу Военно-революционного комитета выступаем! Первую роту поведет товарищ Востриков. Вторую…

И вот полк готовится к выступлению. Как непохоже все на февраль, на неорганизованную солдатскую массу, — теперь это снова воинская часть, подтянутая, дисциплинированная.

Из потайных мест достают спрятанное оружие, собирают пулеметы, закладывают затворы в винтовки.

Несколько солдат забегают в «Русалку».

Швеи приносят с чердака завернутые в тряпье части пулеметов, винтовки.

Хозяйка «Русалки» в ужасе наблюдает за тем, как из подполья в ее собственной кухне женщины достают пулемет и отдают солдатам.

Из ворот казармы выезжают грузовики и повозки с пулеметами.

Настежь распахнуты ворота «Металлиста».

Вооруженные рабочие выходят на площадь. В первом ряду, крепко держа древко знамени, идет великан Петр Силыч.

Из ворот фабрики, из казарм идут и идут вооруженные отряды.

Ветер бьет в знамена, рвет их из рук.

Ветер относит назад ленточки матросских бескозырок.

Снова видим мы мост через Неву. Мощной лавиной движется по нему революционный народ.

Г о л о с г е н е р а л а. Мы, конечно, не знали тогда в целом великого ленинского плана революции, мы не понимали масштаба гениальной организации ее… Но я помню — мы ясно чувствовали, как наш революционный порыв, наша ненависть к буржуазии мудро направляются именно туда, где это нужнее всего для победы…

Рассеиваются юнкерские пикеты, поспешно отходят, не принимая боя, офицерские части.

Обгоняя пулеметчиков, проезжает санитарная летучка.

— И вы с нами! — кричит Семен, увидев в летучке Нину Бороздину.

Она машет ему рукой, и толпа разъединяет их.

Ветер встречает восставших. Ветер гуляет по Петрограду.

По ту сторону моста рабочие отряды и воинские части района встречает Николай Игнатьев. Он стоит в открытом легковом автомобиле, и командиры подразделений получают от него указания, куда двигаться.

Вольфовцы встречают Николая радостными возгласами.

— Вон она, твоя… узнаешь? — басит Силыч, показывая рукой вперед.

И там, как бы откликаясь, зазвучала гармонь Николая в руках у молодого рабочего паренька.

Под лихую эту кадриль когда-то отплясывали вольфовцы, и теперь под ту же кадриль идут они с винтовками на Октябрьский штурм.

Подходят пулеметчики.

— Востриков, — обращается Николай к Семену и передает бумагу, — вот твоя позиция. Получай.

Семен проходит со своей частью дальше.

…Идут, идут нескончаемым потоком восставшие войска, идут части рабочей Красной гвардии, идут матросы.

Ветер бьет в лицо, свистит в узких улицах.

Вдруг в одном из домов, мимо которого шагает рота Семена, раздается стрельба.

— Помогите, товарищи, — кричит солдат, выбегая из дома. Он бросается к проходящим пулеметчикам. — Товарищ командир, мы тут накрыли тайный штаб… офицерье там… отстреливаются.

— Сергеев, — подзывает пожилого солдата Семен, — прими команду. Я тут проверю…

Взяв с собой нескольких солдат, Семен входит в парадное, оглядывается — да, конечно… это тот самый дом…

В парадном темно. Солдаты поднимаются по лестнице. В зеркалах мелькают их туманные тени.

— Осторожно… — предупреждает солдат. — Тут простреливают…

И, согнувшись, он перебегает опасное место.

Три солдата залегли за поворотом лестницы и стреляют по тяжелой дубовой двери квартиры Бороздиных, из-за которой раздается ответная стрельба.

— Черный ход мы тоже обложили, — объясняет солдат, — вот они и отбиваются.

На мгновение стрельба из-за двери прекращается, и солдат кричит:

— Сдавайтесь, гады! Хуже будет!

В ответ — выстрелы.

— Отходи, — говорит шепотом Семен, снимая с пояса гранату.

Все отползают, прячутся.

Семен бросает гранату.

Взрыв.

— Вперед!

Солдаты наваливаются на поврежденную дверь и врываются в квартиру.

Знакомый Семену коридор.

Офицеры, отстреливаясь, отступают из одной комнаты в другую.

— Сюда… Здесь у них проход…

— А ты откуда знаешь? — шепотом спрашивает солдат.

Вдруг за ними раздаются выстрелы, и солдат падает, убитый наповал.

Семен быстро поворачивается и успевает заметить человека, перебежавшего из одной двери в другую.

Семен бросается вперед, нагоняет его.

Беглец оборачивается — это Сергей Нащекин. Он стреляет в упор в Семена, но патроны в револьвере истрачены, и вместо выстрела раздается сухой щелчок.

Враги стоят друг против друга в гостиной Бороздиных, в той самой, памятной Семену гостиной. Их разделяет рояль, на котором играла Ирина…

В руках Семена винтовка, в руке Сергея разряженный револьвер.

Из соседних комнат доносится стрельба.

Г о л о с г е н е р а л а. Я испытал тогда очень странное чувство. Вдруг ушло куда-то все личное, все, что случилось между мной и этим человеком. Передо мной стоял классовый враг, враг моего класса, и я должен был его расстрелять… Я исполнял свой долг…

Г о л о с л а к е я. Помню, мне не было страшно в ту минуту. Я мгновенно понял, что все кончено и я погиб, но все чувства мои покрыла нечеловеческая ненависть к ним, к нему, к этому грубому, низшему существу, к их силе, к их победе надо мной. Я умирал в отчаянии от своего бессилия… Сколько раз потом, в своих скитаниях по России, в войсках добровольческой армии, в эмиграции я вспоминал это страшное мгновение…