Александр Миндадзе - Парад планет

— Не знаю.

— Так что же все-таки я должен говорить?

— Как — что? Правду, Федяев.

— Правду и только правду? — усмехается он невесело. И молча стоит задумавшись, глядя в сторону.

— Вот-вот. Именно, — говорю я. — И не здесь, не мне, а там, на суде. Всем. Тридцатого числа сего месяца. Ведь вы не раз изъявляли желание ей помочь… Не так ли?

Он смотрит на меня вполне дружелюбно:

— Разумеется!

Небольшое помещение в комиссионном магазине. Девушка в синем халате с пристрастием разглядывает черные тупоносые туфли.

— Не надевали?

— Ни разу, — клянется Руслан. — Хорошие туфли, честное слово! Просто, как говорится, не подошли…

Девушка-приемщица не склонна к разговорам.

— Распишитесь, вот здесь. «С оценкой согласен».

Руслан ставит лихую подпись.

Идем по улице. Настроение веселое.

— Проверим? — Он останавливается у знакомой телефонной будки.

— Да нет, она на даче. До вторника.

— А вдруг на полдороге решит возвратиться? — смеется Руслан.

— Слушай, Руслан Андреевич, такой странный вопрос… Ты любил когда-нибудь? Только серьезно!

Он смотрит на меня с интересом.

— Да нет, чудак! Я ведь не о романах твоих спрашиваю. Ты скажи — любил? Знаешь, так, чтобы до ненависти один шаг?

— Что я должен на это ответить? — спрашивает со вздохом Руслан, готовый вытерпеть очередную мою причуду.

— Нет, ты не пугайся. Это ведь не обязательно для каждого. Это как музыкальный слух — у одного есть, у другого — отсутствует, — продолжаю я. — Своего рода талант, правильно? Я даже не знаю, кто счастливее. Тоже вопрос!

— Что это ты сегодня? А? — спрашивает Руслан и снова притормаживает у будки телефона-автомата. — Давай все-таки наберем, проверим…

На этот раз мы обходимся без ужина. Входим в квартиру и долго стоим в темноте обнявшись. Молчим. Потом он говорит:

— Ты себя насилуешь.

— Нет.

— Я это чувствую каждый раз.

— Вот глупости! — Я обнимаю его крепче, но он мягко отталкивает меня.

— Нет-нет. Тебе нужно взять отпуск, отдохнуть…

Я снова обнимаю его.

— Пусти, пусти, — говорит он с изумлением, — ты задушишь меня…

— Но я так хочу полюбить тебя… Слышишь?

Он все же высвобождается из объятий:

— Ты устала. Пойдем.

— Устала?

— Конечно, — кивает он и уже идет к дверям.

Потом сидим на диване, слушаем пластинки. Какие-то старые сентиментальные вальсы. И вдруг Руслан начинает хохотать…

— Ты что?

— Пластинка… Пластинка-то на других оборотах… Вместо тридцати трех — сорок пять… Слышишь?

Я только сейчас словно впервые услышала эту странную музыку… Пытаюсь встать, но Руслан удерживает меня:

— Пускай. Сорок пять — в этом что-то есть!.. Ну ладно. Сделай мне по такому случаю кофе…

— Кофе — на ночь?

Когда я с подносом в руках возвращаюсь в комнату, Руслана на диване не застаю. Нет его и в соседней комнате. Нет и в прихожей… Ушел!

— Кстати, Ирина Петровна… Как там ваша Антигона?.. Что нового?

Обеденный перерыв. Как всегда, сидим в нашей «стекляшке».

— Произошла ужасная вещь!

— Что такое?

— Даже не хочется говорить.

— Она заявила отвод суду?

— Хуже!

— Вам?

— Нет… — я вздыхаю. — Я сама… поступила до ужаса непрофессионально… Нанесла визит потерпевшему.

— Вы? — и Ольга Аполлоновна смотрит на меня в удивлении. — Как же так?

— Можно сказать, непреднамеренно. В состоянии аффекта.

Все сидящие за столом повернули ко мне головы. Илья Ефимович замечает снисходительно:

— Ну ладно, мы это вам как-нибудь простим… Мне только вот что не нравится в вашем поведении… Вы ничего не едите. Это вредно. Не только для здоровья… Я, кстати, не верю во все эти голодания, чистый авантюризм, человек должен есть… — И как бы в подтверждение Илья Ефимович отправляет в рот вилку с пельменем. — Но я сейчас говорю о профессиональной стороне дела. Адвокаты, которые переживают душевные драмы подзащитных, как это ни привлекательно со стороны, они, заметьте, редко выигрывают дела. Какой-нибудь циник с толстой декоративной палкой и трубкой в зубах, которого прорабатывают на всех собраниях, он, учтите, со своей трубкой и своим хладнокровием…

— Илья Ефимович, не разлагай молодые кадры!

— Вот видите, меня уже прорабатывают… Ешьте, Ирочка. Серьезно! Смотрите на все со стороны. Через это стекло! Я вам дело говорю!

Я невольно смотрю на стекло, которое упомянул Илья Ефимович, и замираю. На тротуаре под вывеской юридической консультации стоит в нерешительности пожилой, крепкий еще и бодрый мужчина. Смотрю — и глазам своим не верю! Вскакиваю из-за стола, выбегаю на улицу.

— Папа!

И вот я уже обнимаю моего отца и, отстранившись, разглядываю его…

— Ты когда приехал? Ну что ты молчишь? Отвечай!

— Утром, — откликается он. — Утром. Сел в поезд и приехал.

— Хочешь пельменей?

— Спасибо, я уже обедал. Ну здравствуй, дочка! — говорит, словно очнувшись, отец и обнимает меня — неловко и нежно.

На плите мирно кипит чайник. Руслан нарезает хлеб аккуратными ломтиками. Поставив чайный сервиз на поднос, я уже собираюсь выйти из кухни, когда он говорит мне вполголоса:

— Слушай, эти наши настроения мы сейчас оставим при себе, хорошо?

— Какие настроения?

— Всякие. Ты меня понимаешь. Да? Договорились?

Я молчу.

— Или как… — Он смотрит на меня очень внимательно. — Переиграем это наше мероприятие?

— Как хочешь.

— Вот удивятся-то…

— Кто?

— Наши родители. А? Представляешь? — И мы оба смеемся, представив эту ситуацию. Руслан продолжает: — Кстати, мне очень нравится твой отец…

— Мне тоже. Он хороший дядька.

— Давай-ка… Знаешь что, не будем их удивлять! — говорит Руслан и твердо и решительно берет меня за руку, ведет в соседнюю комнату.

Вместе мы входим в гостиную и застаем такую картину: отцы наши, чуть ли не обнявшись, сидят за столом, ведут какой-то свой негромкий разговор.

— Ну и что же?

— Ничего, говорит, снимайте, я, мол, посмотрю, как вы меня снимете… Ну он же, сам знаешь, известный хитрец, зря никогда не скажет… Я помню, как еще в 62-м году, во времена совнархозов…

Они замечают наконец нас с Русланом, поднимаются навстречу. Стоят без пиджаков, галстуки на рубашках приспущены, отброшены церемонии, стоят и смотрят на нас молча, растроганные своей близостью.

Ставлю на стол поднос, говорю как бы между прочим:

— А вы, однако, быстро нашли общий язык.

Они переглядываются, обмениваются красноречивыми улыбками.

— Быстро, говоришь? — слегка недоумевает отец. — А что ж нам его искать, язык-то, если у нас с Андреем Николаевичем биография, можно сказать, общая. В одной системе!

— Да? Как приятно!

— А кроме того, — продолжает отец, — сверили мы кое-какие даты, и получилось, что вроде как соседи всю жизнь… И голод получился, и дуга одна, Курская, и ранения даже похожие. Вот видите, как вы с Русланом подгадали!