Александр Миндадзе - Парад планет

Вдруг послышался стон усатого, возня, голос очкарика:

— Чего напрягся-то? Не напрягайся. Выпрыгивать не вздумай, вместе выпрыгнем!

Вылезли вдвоем, задержанный и конвоир, стали подниматься по ступенькам. Панов шел обреченно, не оглядываясь, очкарик дружески держал руку у него на плече. Так неразлучной парочкой и скрылись в массивных дверях.

Другой задержанный, юнец, оставшись один, хранил молчание, все тер, кривясь, ушибленный локоть. Глядя на его муки, Лопатов предложил:

— Давай потяну, герой. Давай. Раскряхтелся!

— Сколько весу в тебе? — спросил юнец.

— Весу-то? Ну, под центнер.

— Тайга ты, вот ты кто! Всей тушей навалился!

— А как бы я тебя достал, когда ты драпанул? Чего драпанул вдруг?

— Ну, для правдоподобия.

— И я для правдоподобия! — нашелся Лопатов. — Терпи, казак, терпи… Роман Иванович, это он и есть. Тот самый парнишка.

— Я понял, — кивнул, не оборачиваясь, Седой. — Наш человек в Гаване.

— Ваш, ваш, — усмехнулся юнец. — Плюмбум. Моя подпольная кличка. Обойдемся без фамилии.

— Да Чутко он, — вмешался Лопатов. — Ты чего, темнило? Сосед мой, в одном дворе. Руслан Чутко. В батальон к нам стремится…

— Возраст, возраст, — развел руками Седой.

— Это я молодо выгляжу, мне семнадцать, — сказал юнец. — Не хватает немного, но, думаю, не в возрасте дело, а в том, что я готов вам помогать. Ну, конечно, заранее ничего не обещаю и тем более не гарантирую…

Он говорил, мог говорить еще долго, но его не слушали. Лопатов уже завел мотор, в машину ввалился очкарик, плюхнулся на сиденье. Лопатов кивнул, что означало «поехали», — и они поехали. Очкарик сообщил:

— Из рук в руки. Майор на седьмом небе.

Остановились на людном перекрестке.

— Приехали, — сказал юнцу Лопатов.

Юнцу пора было вылезать, очкарик уже выбрался наружу, чтоб выпустить лишнего пассажира. Но юнец вылезать не собирался.

— Совершаете ошибку. Недооцениваете! — сказал он веско. — Могли бы меня использовать. Сегодня вы же меня использовали!

— Ну? И что? — нехотя отозвался Седой.

— И в дальнейшем. В плане информации.

— Мы не нуждаемся в информации, — теряя терпение, отрезал Седой.

— И что же, нет ко мне вопросов?

Седой вдруг сменил гнев на милость:

— Один. Почему именно Плюмбум?

— А почему Седой?

— Ну мягкий же металл, свинец. Понимаю, сталь.

— Сталь!.. Без намеков. Я всего лишь Чутко, — улыбнулся юнец и объяснил без перехода: — Отдам вам Ткача по случаю знакомства. В «Сатурн», шеф!

Седой наконец обернулся:

— Ткач? Ткач в баре? Сейчас? Откуда известно?

— Информация, — усмехнулся юнец.

— Знаешь его в лицо? Он тебя?

— Лишние вопросы, — посуровел юнец. — Поехали!

В баре Плюмбум долго стоял со значительным видом. Смотрел. А трое во главе с Седым, ожидая поодаль, смотрели на него, ловили каждое выражение. Но лицо Плюмбума ничего не выражало. Он с удовольствием тянул паузу. Капризничал: «Да отойдите вы, чего встали, засветился уже с вами, деятели!» И, слыша его свистящий шепот, троица послушно отступала дальше и дальше. Потом он сам к ним подошел с загадочной ухмылкой.

— Ну? — не выдержал Лопатов.

— Здесь, здесь.

— И не тяни резину.

— Столик там, в углу.

— В каком углу? Где?

— Он не один, с подругой!

— Здесь все с подругами!

Да, юнец «тянул резину». Он вдруг обмяк, на лбу его выступил пот. «Не обещаю и тем более не гарантирую…» — бормотал он свое и готов был говорить и говорить, но тут Лопатов ловко вставил ему в рот папиросу, развернул лицом к залу.

— Где он? Пойди прикури.

Тот же Лопатов слегка подтолкнул его, придав ускорение, и юнец устремился к цели. Словно в оцепенении лавировал он между танцующими, но шел и шел, не сводя с Ткача взгляда, приближался неотвратимо. Его выпустили, как торпеду, промаха быть не могло. Ткач, едва удостоив юнца взглядом, щелкнул зажигалкой и вновь обернулся к своей подруге. Так, щелкнув не глядя, и подписал себе приговор — троица мгновенно отделилась от стены, двинулась к столику.

Юнец задохнулся дымом, закашлялся. Ткач поднял голову. Подруга улыбнулась. Юный курильщик все кашлял. Ткач тоже улыбнулся. Потом снова улыбнулся, кивнул снисходительно — паренек непредвиденно потянулся к его даме, приглашая на танец. Дама, смеясь, поднялась навстречу. Плюмбум наконец поборол кашель, тоже выдавил улыбку: троица была на подходе, в нескольких метрах, первым шел Лопатов. Седой замыкал.

Он прижался к партнерше. Танец был сверх плана, но самодеятельность доставляла удовольствие: партнерша была хороша, и хоть был он ей до плеча, в талию вцепился крепко. Развернул спиной к столику. Еще сильнее прижался. Партнерша шевельнулась недовольно, но Плюмбум внимания не обратил, наблюдал завороженно: трое у столика, быстрое слово на ухо, заминка, тяжелая рука на плече Ткача, тот послушно встает — пришли втроем, ушли вчетвером, все это в мгновенье ока; а партнерша все шевелилась и шевелилась, отторгаясь, отодвигалась, уже отталкивала возмущенно.

— Тебе чего? Ты! Кому сказала! Тебе чего?

— Тебя.

— Ну-ка еще пошепчи. Ну-ка!

— Тебя! — громко сказал Плюмбум.

— А по шее? Пусти! — Она растерялась от его наглости. Обернулась, увидела пустой столик и еще больше растерялась.

— Ха-ха, — сказал Плюмбум.

— Сейчас он вернется, похохочешь!

— Он не вернется.

— Не вернется? Почему это он не вернется?

Плюмбум засмеялся и отпустил девушку.

— А теперь сама.

— Что?

— Иди сюда.

Лицо партнерши стало испуганным.

— Почему не вернется?

Плюмбум улыбнулся неясно, вытянул руки.

— Танцуй!

Теперь он не стал прижиматься, теперь он неотрывно смотрел на нее, буравил:

— Универмаг на Салютной. Продавщица. Так?

— В чем дело-то?

— Продавщица.

— Ну? Ну продавщица. И что?

— Продавщица краденого.

— Нет!

— Продавщица краденого!

— Ошибочка!

— Ну-ка, покрутись!

— Зачем?

— Красивая фигура. Повихляйся.

Она повихлялась, как он просил, лицо ее оставалось испуганным.

— С Лёхой была. Потом с Ткачом была.

— С тобой не буду. Пиявка!

— Шмотки эти у тебя дома?

— Какие?

— Эти самые шмотки. Давай танец живота!

Он стал прихлопывать, снова превратившись в зрителя, весьма заинтересованного, и партнерша уже готова была танцевать под неумолимые аплодисменты, но тут на плечо Плюмбума легла все та же тяжелая рука…

Лопатов смотрел на девушку. Седой с интересом — на юнца.

— Ну-ну, Плюмбум, — сказал он.

Потом Лопатов взял танцовщицу под руку, еще мгновение — и они растворились в толчее. Седой тоже исчез. Плюмбума под руку никто не взял, он стоял, смотрел оторопело.

Потом стоял на улице у входа в бар, опять смотрел. Урчал мотор «Москвича», рассаживались по местам пассажиры. Втиснулись на заднее сиденье Ткач с подругой, следом сел очкарик.