Глен Кук - Хроники Черного Отряда. Книги юга: Игра Теней. Стальные сны. Серебряный клин

Ну так вот, будучи губернатором, Хромой вместе со своими дружками безжалостно грабил провинцию, ничем не брезговал, даже медяки у покойников с глаз собирал. И жил там баронет Корво, его род заключил союз с империей, когда она добралась до здешних краев. Баронет поступил на имперскую службу и по какой-то государственной надобности отправился за тридевять земель. А пока он отсутствовал, его супружница спуталась с Хромым. Дошло до того, что она помогла злодею ограбить семью баронета. Ее стараниями кое-кто из братьев, кузенов и дядей нашего баронета мало того что лишился чести, титула и всего достояния, но и голову сложил на эшафоте.

Об этой женщине мне удалось узнать немногое. У них с Корво был брак по расчету, никакой любви. Насколько я понял, он должен был положить конец вековой кровной вражде, но из этого ничего не вышло. Стерва помогла ограбить и перебить семейство Ворона. В свою очередь он разделался с ней и с ее шайкой, в живых остался только Хромой. Наверное, при желании баронет мог бы вернуть себе имущество – Хромой никогда не ладил с Госпожой. Но Ворону повстречалась Душечка, Белая Роза, и она стала смертельным врагом для Госпожи.

Все-таки толковая это была идея – заглянуть в Вороново прошлое. Пусть я и не узнал ничего насчет его чад. Из опрошенных мною людей только двое помнили, что эти двойняшки вообще существовали. Как сложилась их жизнь, не сказал никто.

Да похоже, она и не интересовала никого, кроме меня.

Мы продали лошадей. Выручили немного – долгое путешествие на юг превратило их в изнуренных кляч. По причине тяжкого похмелья Ворон был не в том настроении, чтобы спорить. Я же, осмелевший на старости лет, полез в бутылку.

– Вот скажи, какой смысл тащиться за Костоправом через полмира? Особенно если вспомнить, что при последней встрече он тебя стрелой угостил. Ну допустим, мы его догоним. С чего ты взял, что он не закончит начатое, а согласится тебя выслушать? Какое ему дело до того, что происходит на далеком севере?

Признаться, я не очень-то верил чуйке Ворона, хоть он и прошелся когда-то по верхам черной магии. Можете считать меня занудой, но я сказал:

– А я-то думал, здесь, в Опале, у тебя есть дело поважнее.

– Да плевать мне на твои думы, Ящик! – рявкнул он. – Не суй нос в чужие дела.

– Это и мои дела. Это я тащился с тобой через полмира, это я могу отдать концы в безвестной дыре из-за того, что тебе слышатся голоса.

– Ящик, ты же не раб. И нож у твоей глотки никто не держит.

Нет, не мог я заявить: «Кореш, я перед тобой в долгу». Да и вряд ли бы он понял. Но кто-то ведь научил меня читать и писать. И кто-то верил, пока не слетел с катушек, что я чего-то стою. Поэтому я сказал другое:

– Допустим, я уйду, но кто будет тебя мыть, когда снова облюешься с ног до головы? Кто притащит тебя домой, когда ты опять затеешь драку в таверне и огребешь кренделей?

Именно это и случилось накануне, и не подоспей я вовремя, там, скорее всего, прикончили бы парня, который отправился спасать мир.

У Ворона было препоганое настроение. Саднило бедро, с похмелья трещала башка. Само собой, напоминали о себе и вчерашние побои. У него не нашлось сил, чтобы ответить мне в том же насмешливом тоне. Он лишь проворчал:

– Ящик, как я живу, так и буду жить, а хорошо я живу или плохо – плевать. Главное – выполнить задачу. Если ты со мной – мне будет легче, нет – никаких обид.

– Да с тобой я, с тобой. Меня тут ничто не держит. И вообще, какого рожна еще делать с моей жизнью?

– Ну так чего нудишь?

– Просто иногда хочется, чтобы мое занятие имело хотя бы малейший смысл.

Мы поднялись на борт баржи, оказавшейся зерновозкой, которой предстояло выйти в балласте и забрать на другом берегу груз. Нас ждали края, где даже Ворон не бывал.

Еще не добравшись до порта, мы чертовски пожалели, что пустились в эту авантюру. Но решили не возвращаться в Опал, тем более что шкипер отказался разворачивать судно.

Впрочем, начиналось путешествие не сказать что плохо. Но посреди моря мы угодили в шторм, которого никто не ждал. «В эту пору года здесь не бывает ураганов», – порадовал нас боцман, после того как ветер изорвал незарифленный парус. Небывальная эта буря трепала нас четверо суток – вот на этот срок мы и опоздали в Берилл.

Я на прошлое не оглядывался. Что бы ни думал насчет Ворона, насчет его детей и ответственности перед ними, это теперь не имело значения. Они по ту сторону большой воды, а я излечился от навязчивой мечты стать мореходом. Если вдруг Ворон захочет вернуться и разобраться со своими личными делами, пожелаю ему попутного ветра в задницу.

Интересующая нас компания оставила четкий след. Берилл крепко запомнил помпезное появление Воронова корешка – тот изображал из себя имперского посланника, прибывшего с секретной миссией.

– Отчего-то Костоправ здорово заторопился, – сказал Ворон. – Теперь не скоро догоним.

Ничего я ему на это не ответил. Однако мой взгляд был красноречив.

Мы купили коней, упаковали походный скарб. До так называемых Мусорных врат – семь дней пути. Ворон столь резво рванул с места, будто рассчитывал добраться уже к завтрашнему утру.

В самой середке континента, намного восточнее Курганья, Весла, Башни и Опала, за Лордами и даже за пустынным взгорьем под названием Ветреный Край, лежит огромная, негостеприимная, бесплодная, диковинная земля, названная равниной Страха. Имя это она получила небеспричинно. К людям она ох как неласкова. Мало кому из попавших туда посчастливилось унести ноги.

А в самой середке равнины Страха есть круг голого грунта. В центре этого круга стоит корявое дерево, не сказать что старое как мир – вполовину моложе. У этого дерева есть потомок, отпрыск, пересаженный в Курганье, чтобы нести там караульную службу.

Малочисленные тамошние кочевники, люди грубые и примитивные, нарекли старшее дерево Праотцом. Его почитали богом, да оно и было таковым; ну или настолько близко к богу, что практически никакой разницы. Правда, у его божественного влияния был четкий предел.

Праотец сотрясался от корней до макушки, грохотал всеми своими ветвями. Будь он человеком, ревел бы от ярости. С огромным запозданием сын сообщил ему подробности своего провала.

Пес Жабодав выкопал мертвую голову, и теперь по миру шествует кровожадный безумец, обретший чудовищную силу.

Не только на медлительного сына гневался Праотец, но и на собственное бессилие, на собственный страх.

Казалось, древний мерзавец навеки заточен в могилу, мир может перевести дух и вернуться к своим повседневным нуждам. Но зло даже не сбилось с шага. Снова надо давать ему отпор. Оно на свободе; оно буйствует; оно не встречает преград. И похоже, оно способно пожрать ненавистный мир.