Глен Кук - Хроники Черного Отряда. Книги юга: Игра Теней. Стальные сны. Серебряный клин

Старик насчитал еще десятки разновидностей существ, не менее примечательных и даже более абсурдных, чем эти небесные рыбы, но они вели себя скромнее, боялись человека и старались вовремя убраться с его пути.

Самым многочисленным и опасным племенем после скатов были говорящие камни.

Как и многим людям, Боманцу доводилось слышать о грозных менгирах равнины Страха. В реальности они оказались еще грознее, чем в легендах. Такой камушек напугать не проще, чем горную лавину, а шутить с ним – со смертью играть. Это им, менгирам, равнина Страха обязана своей дурной репутацией. То, что они считали невинной проказой, во всем мире расценивалось как лютая расправа. Ну разве не забавно направить путника туда, где он провалится в яму с кипящей лавой или где из-под него выдернет коня гигантский песчаный лев?

Об этих каменных стелах восемнадцатифутовой высоты ходила тысяча историй – и хоть бы одна со счастливым концом. Но все истории бледнеют, когда ты слушаешь собственными ушами их главных героев, пусть даже те очень стараются вести себя прилично.

Как и скатов, менгиров тоже держали в узде.

Понимать, о чем они говорят, было нетрудно. К счастью, большинство камней оказались немногословны, но уж если заговаривали, их речь была едкой, жгучей, ядовитой – сплошной словесный вандализм. Почему Праотец набрал себе дипломатический корпус из этих каменюк – вот уж вопрос так вопрос!

Впрочем, стоит ли удивляться тому, что вся равнина Страха – сумасшедший дом с распахнутыми настежь дверьми, если заправляющий там древесный бог – сам образцовый безумец наичистейшей воды.

Среди камней преобладали серо-коричневые, без видимых отверстий или отростков. В космах мха, пятнах лишайников и гнездах жуков, внешне они ничем не отличались от нормальных валунов, что валялись окрест и скромно помалкивали. Но Боманца их облик не обманывал. Старик не подавал виду, что боится менгиров.

И не раз возникал соблазн размолоть их в говорящую щебенку.

Проклятые сверхъестественные твари!

Через каждую сотню миль летучий кит снижался и дальше двигался, волоча брюхо по земле. Его разномастные наездники, включая братьев Вертунов, весело, нараспев повторяли речовку «хей-хо» и сбегались к менгиру, который сумел особенно надоесть им в последнее время. Хоп-хоп-хоп – кантовали его под аккомпанемент лютых угроз и грязных ругательств – и сбрасывали. Те камни, что претендовали на чувство юмора, жутким йодлем сопровождали полет своего сородича.

Всем вам туда дорога, дураки невменяемые!

Как бы ни кувыркался камень в падении, приземлялся он всегда по-кошачьи. Редкие крестьяне, случайные свидетели этого зрелища, пугались до смерти.

Эти камни, порождения равнины Страха, были у Праотца связными. Разумы менгиров обменивались телепатическими сообщениями. Хотя Боманц и не признавал за этими созданиями подлинной разумности.

О Праотце ему никто ничего не рассказывал, но он полагал, что бог-дерево управляет полетом кита откуда-то снизу посредством мысленной связи. Каково же было его изумление, когда он обнаружил, что популяция менгиров не уменьшается, сколько бы их ни сбросили с кита. Паче того, некоторые старые камни как-то ухитрялись вернуться.

Безумие! Проклятое безумие!

– Эй, Сет Мел, старый брюзгливый пердун! Ты уже придумал, как нас снова поиметь? Кья-а-а-а!

Опять этот болтливый канюк! Боманц ответил плавным жестом, будто обхватывает птичью шею.

– Только тебя, смрадный дух!

На колдуна смотрели, но никто не шелохнулся. Его угрозу не восприняли всерьез. Разве что возбудились братья Вертуны:

– А ну давай, старикашка, завяжи этому дурню шею в узел! – выдал на своем чуднóм языке Пехтура.

– Кретины, – пробормотал Боманц. – Кругом одни болваны. Я во власти идиотов. – И громко пообещал канюку: – Я и правда завяжу узлом не только твою шею, но еще и ноги, если не забудешь имя Сет Мел! Для тебя я Боманц, и точка.

Он тряхнул кистью, распрямляя пальцы. Канюк отлетел, вереща и хлопая крыльями.

– Сет Мел взбесился! Берегись! Берегись! Сет Мел обезумел!

– Ой, да иди ты к черту! Угораздило же меня попасть на корабль дураков.

Кругом захохотали, забалагурили – такого добродушного веселья он не помнил со студенческих лет. Только Душечка и Молчун не смеялись, а по-прежнему бдительно наблюдали за ним.

Проклятье! Как же убедить этих двоих, что он на их стороне?

Ха! – внезапное озарение. Вовсе не оттого не доверяют Боманцу, что своими бестолковыми действиями он пробудил древнее зло и выпустил его на свободу, обрекая землю на очередное темное столетие. Он сделал все, что мог, чтобы искупить эту вину. Нет, им известно, что́ его с самого начала сподвигло на исследования. Боманц искал орудие для обретения власти. А еще он без памяти влюбился в Госпожу и, обуреваемый бездонной страстью, совершил роковую ошибку – позволил своей возлюбленной разорвать оковы.

Может, эти двое и поверят, что власть больше не прельщает его, но как их убедить, что он избавился от чар темной колдуньи? Как, если самого себя он убедить не в силах? Госпожа – гибельная свеча для великого множества мотыльков, и оттого, что это пламя невидимо и недосягаемо, оно не стало менее опасным.

Кряхтя, Боманц оторвал зад от сиденья. Долго же он пробыл в одной позе, ноги совсем затекли. Под взглядом Душечки и Молчуна проковылял мимо купы отростков, которые можно было бы с непривычки принять за розовые папоротники десятифутовой высоты.

Папоротники тотчас выпучили зоркие глазки. Тоже какие-то органы кита. Для скатов это ясли, там ползают детеныши.

Он приблизился к краю, насколько позволила боязнь высоты. В первый раз за целую неделю осмелился глянуть вниз.

Когда смотрел в прошлый раз, кит летел над водой. Боманц ничего не увидел, кроме синего водного простора и туманного горизонта.

Нынешний день еще яснее, ни облачка. Высота – мили две. Опять практически однотонная картина, но цвет на сей раз коричневый, лишь кое-где зеленые крапинки. И какое-то пятно далеко-далеко впереди. Может, дым большого пожара?

– Скоро, Сет Мел, ты сможешь показать нам, чего стоишь.

Боманц оглянулся. В четырех футах позади стоял менгир. Но ведь только что его там не было! Камни в совершенстве освоили трюк с появлением и исчезновением без звука, без предупреждения. Этот валун более серого оттенка, чем его собратья, и на нем больше слюдяных крапин. А еще у него спереди шрам шириной дюймов шесть и протяженностью семь футов. Через эту прореху в лишайном покрове видна выветрелая порода.

Культура наделенных даром речи камней для Боманца была сплошной загадкой. Вроде никакой иерархии, но вот этот камень, когда надо выступать официально, говорит за всех.