Варвара Шихарева - Чертополох. Излом

Присев на корточки, я коснулась пальцами побуревших, свернувшихся листьев и призадумалась. Увядшие цветы выглядели так, точно погибли несколько месяцев назад, их предшественники были не лучше – это было особенно заметно на фоне окружающей погибшие растения зелени, а я совершенно не представляла, что могло их сгубить…

Поднявшись, я вновь направилась в глубь сада – теперь я сознательно выискивала такие мертвые участки и вскоре обнаружила четыре такие проплешины. Небольшие, округлой формы, они смотрелись в саду как-то по-особому уродливо, и что-то подсказывало мне, что их расположение хаотично лишь на первый взгляд…

В сердце закралось какое-то очень нехорошее предчувствие, а потом я, скорее почувствовав, чем заметив чье-то присутствие, подняла голову и увидела стоящую невдалеке послушницу – ту самую девчушку, что я встретила в первый свой день в Мэлдине.

Послушница стояла, полускрытая стволом дерева, и опять казалась испуганной и напряженной. Эдакая лань, готовая броситься прочь от любого резкого звука.

Я попыталась не обнаружить свою находку ни взглядом, ни окликом – в том, что безлюдность этого сада обманчива, я уже убедилась… Послушница же, торопливо оглянувшись, начертила что-то на коре дерева и поспешила скрыться в ближайших кустах.

С видимым равнодушием я еще немного прогулялась по извилистой дорожке и лишь затем вернулась назад, подошла к дереву, у которого стояла девчушка… Торопливо начерченный на стволе знак более всего напоминал свернувшуюся кольцом, высунувшую жало змею.

Очередное предупреждение?..

Торопливо проведя пальцами по коре, я скрыла рисунок легчайшим, практически незаметным мороком и, поспешив вернуться на дорожку, уже вскоре склонилась над большим розовым кустом с темно-алыми, почти черными, цветами. Подобной окраски у этих цветов я прежде не видела, но едва я коснулась нежных, бархатистых лепестков распустившейся розы, как возле моих ног раздалось едва слышное шипение.

Стараясь не делать резких движений, я опустила руку и отступила от куста – теперь мне хорошо было видно, что возле корней розы свилась в кольцо змея – она казалась узкой угольно-черной лентой с синеватым отливом… Треугольная голова вкупе с тупоносой мордой наводили на мысль, что передо мною какая-то разновидность гадюки, но я не была уверена… Змея меж тем еще плотнее обвилась вокруг корней, зашипела… И в этом момент слева от меня раздались шаги – обернувшись, я заметила стремительно приближающуюся ко мне жрицу с рыбьими глазами. Ту самую, что вызвала во мне неприязнь с первого взгляда.

– Ты заметила ее?.. Не двигайся, а то спугнешь!..

Отодвинув меня в сторону, служительница Малики с неожиданной для ее грузного сложения проворностью склонилась над розовым кустом и уже через мгновение распрямилась с победным вскриком и обернулась ко мне:

– Ты даже не представляешь, как мне помогла. Эта мелкая поганка вечно сбегает в сад – попробуй найди ее потом!

Обвившаяся вокруг запястья жрицы змея, услышав подобное наименование, сердито зашипела, и служительница немедля почесала ее чешую. Хотя жрица обращалась с гадиной без всякого страха и хотя бы малейшей предосторожности, позволяя змее спокойно ползать у себя по рукам, я тем не менее спросила:

– Это гадюка?

– Уж… – немедля фыркнула жрица мне в ответ, но потом, заметив мое недоверие, которое я даже не пыталась скрыть, уточнила: – Ты разбираешься в змеях?

Я неопределенно пожала плечами:

– Мое детство и юность прошли в лесу, так что – да… Немного разбираюсь…

Рыбьеглазая жрица слабо усмехнулась:

– В таком случае не вижу смысла скрывать правду, тем более что в отличие от некоторых гостивших у нас сестер ты не собираешься кричать на весь сад или падать в обморок… Это действительно гадюка, но не обычная, лесная, а скальная. Очень редкая, а ее яд в определенных случаях может служить лекарством.

– И при каких болезнях его применяют? – Я вновь недоверчиво взглянула на свившуюся в руках служительницы змею, но жрица не стала потворствовать моему любопытству:

– Старшая тебе расскажет, если захочет… А мне пора… – И поспешила уйти, не прощаясь…

Как ни странно, но именно этот случай со змеёй и положил конец затянувшемуся молчанию Старшей. На следующее утро меня вызвали к Матери Мэлдина еще до завтрака. Едва я переступила порог комнаты Старшей жрицы, как Матерь Ольжана с самой сладкой из всех возможных улыбок спросила, достаточно ли хорошо её гостья отдохнула от своего долгого путешествия в Мэлдин. Конечно же, я ответила ей, что полностью восстановила силы, а Старшая, получив такой ответ, указала мне на одно из стоящих в комнате кресел и принялась рассказывать.

Изучение ментальной магии стало основным занятием жриц Мэлдина еще при прежней Хозяйке обители. Вдоволь насмотревшись на то, как судьбы женщин калечат непрестанные войны и насилие, Матерь Эльмана осмелилась вторгнуться в вотчину, по молчаливому согласию принадлежащую доселе лишь мужчинам. К толкованиям снов и ментальным щитам она присовокупила изучения ментальных же атак и способов подавления чужой воли.

Свое решение она объясняла просто: с каждым годом нравы в Ирии становятся все более жестокими, а люди – необузданными. В таких условиях жрицам просто необходима действенная защита от насилия, и ментальная магия – единственное, что служительница может противопоставить забывшим заветы Семёрки негодяям.

Всё вроде бы верно, за исключением одного – изучение боевых заклятий шло вразрез с основными заветами Малики, а потому не встретило одобрения у Матерей других храмов. После долгих препирательств обитательницам Мэлдина все же было дозволено ступить в запретную для женщин область, но никакой поддержки от других сестёр они так и не увидели. В лучшем случае это были опаска или слегка отстраненная заинтересованность, как у тогдашней хозяйки Дельконы.

Если подобное обидело жриц Мэлдина, они этого не показали. В конце концов, смирение – истинно женская добродетель, а умение отделять зерна от плевел – мудрость, дарованная самой Маликой. Под руководством Матери Эльмины обитательницы Мэлдина старательно собирали и изучали крохи доселе запретного знания и шаг за шагом достигли в запретном для женщин искусстве определенных высот, но подлинный расцвет храм переживал лишь последние несколько лет – уже под руководством Матери Ольжаны.

Настороженность по отношению ко мне нынешняя хозяйка Мэлдина пояснила просто – изучение атакующей магии по-прежнему не одобрялось большинством служительниц Малики, и Ольжана вначале опасалась, что меня прислали как соглядатая, который впоследствии мог бы нанести своими словами вред обитательницам Мэлдина, выставив их дела и занятия в неприглядном свете. Отношения меж хозяйками храмов отнюдь не так безоблачны, как это видится со стороны, а зависть к чужим успехам проникает даже в сердца служительниц, долженствующие стать алтарем для Малики…