Ольга Ясницкая - Кодекс скверны. Разжигая Пламя

Дальше шли какие-то имена, не столь значимые и явно не имеющие к делу никакого отношения, но уже через пару строк Седой едва сдержался, чтобы не присвистнуть. Перечитав трижды, он, ещё не веря собственным глазам, захлопнул книгу.

Вот почему фамилия показалась такой знакомой! Печально известная семья Катон, род которой прервался сто лет назад. Выходит, всё же не до конца прервался, раз воспитывал одного из них.

Забавно, как жизнь любит усложнять и так непростые вещи. Помнит ли малец хоть что-нибудь из своего детства? Ему ведь лет восемь было, когда угодил в лапы Легиона. Хотя не факт, за четыре года ни разу так и не довелось услышать от него каких-нибудь упоминаний о прошлом.

Разгладив пустой лист, Седой принялся записывать всё, что удалось узнать. Память уже не та. Да и лучше передать письмом: неизвестно, когда они ещё свидятся, и будет ли у них возможность поговорить, а утаивать такое нельзя ни в коем случае. Мальчишке не мешало бы принять себя, простить за то, что натворил, встретиться со своим внутренним демоном лицом к лицу, а эти знания могли бы стать достойным оружием. В конце концов, не имея ни малейшего представления о своих предках, полностью познать себя невозможно.

***

Сервус, не глядя, придвинула к нему жестяной поднос с ужином и ловко подхватила плошку для следующей порции. Двести Третий вдохнул аппетитный запах пшеничной каши с мясом и побрёл было к остальным желторотикам, но дорогу преградил Четыреста Восемнадцатый, старшак, прозванный Гатом за высокий рост и худобу. Недобро оскалившись, тот кивнул на порцию:

– Ну что, малёк, делимся, или как обычно?

– На хер иди, как обычно, – буркнул Двести Третий и, выдержав на себе тяжёлый взгляд, с невозмутимым видом умостился у края стола.

Старшак так просто не отцепится, но на пустой желудок ложиться спать как-то не улыбалось, а выгребать ему в любом случае. Дело обычное, желторотикам везде приходится несладко. Главное, не позволять себе на голову садиться, а то сломают, сделают чьей-нибудь затычкой. Есть и другой вариант – спросить защиты, но жопу подставлять никому не хотелось, а даже если бы хотелось, с его-то внешностью всё равно надеяться не на что.

– Эй, Тар, ты, по ходу, опять горгону растревожил, – соратник с соседнего загона чуть заметно кивнул в сторону стола, где собрались старшие. – Так что готовь седло, дружище.

– Тебе-то что? – ощерился Двести Третий. Он терпеть не мог, когда его Таром называли, хотя не привыкать, прозвище так и липло к нему из-за иссиня-чёрной кожи. – Или впрячься захотелось?

Тот фыркнул:

– Сам расхлёбывай, мне и своего дерьма хватает.

– Ну так и не щёлкай!

Расправившись с ужином, Двести Третий быстро огляделся. Гата с его дружками нигде не было видно. Может, всё-таки пронесёт?

Но не пронесло. За углом столовки его уже поджидали.

– Больно ты резкий, погляжу, – старшак схватил его за грудки и с силой тряхнул. – Заблудился, что ли? Место своё потерял?

– А ты не плётчик, чтоб мне место указывать, – огрызнулся Двести Третий, отталкивая от себя засранца. – Ссыкло! Без сучек своих, видать, даже на толчок не ходишь.

– Ты кого здесь сучкой назвал? – вызверился один из дружков. – Я ж тебя сейчас выпотрошу, гнида!

Удар прилетел в тот миг, когда Двести Третий отвлёкся на говорившего. В голове загудело, мир крутанулся так резко, что даже не понял, каким образом земля вдруг врезалась в плечо.

– Гаси его!

Удары посыпались с трёх сторон: в спину, в живот, по плечам. Голову прикрыть успел, сжался, защищая слабые места. Против троих всё равно рыпаться бесполезно. Били не слишком сильно, вполне сносно, на спаррингах порой и похлеще доставалось. Плохо, что по морде прилетело, но вроде ничего серьёзного, жить будет.

– Ах вы ж смерговы отпрыски! – раздался хриплый голос, и удары мгновенно прекратились. Послышалась ругань и быстро удаляющийся топот. – Ну засранцы, на этот раз Стена вам гарантирована!

Двести Третий тяжело поднялся, отряхнул форму от пыли и осторожно глянул на старика. Седой сурово свёл брови и осуждающе покачал головой:

– Гляжу, неприятности к тебе так и липнут. Тряхнуть Гата, что ли? Совсем оборзел.

Буркнув, что сам разберётся, Двести Третий стёр кровь с разбитой губы и поспешил подальше от помощника мастера. Мало ли…

До отбоя оставался ещё час. В загон не тянуло, хотелось побыть в тишине, спрятаться от всех подальше хотя бы ненадолго. И такое место в терсентуме было – в хозяйственном дворе нашёлся закуток между стеной и пунктом выдачи сменки. Он это место ещё в первые дни обнаружил и с тех пор часто там прятался, когда от рож собратьев становилось совсем невмоготу.

Ночное небо затянули тяжёлые облака, обещая снег. Было бы здорово! Ему нравилось смотреть на сверкающее в лунном свете пушистое покрывало, слушать хруст свежего снега, любоваться белыми хлопьями, медленно спускающимися с неба на землю. В этом было что-то умиротворяющее, прекрасное, и в такие минуты жизнь не казалась такой уж паршивой и бесцветной.

Умостившись поудобнее на трухлявой доске, Двести Третий выудил из кармана свою находку с последней вылазки в Пустоши. Подарок ночного ящера.

Стеклянные бусины на браслете мягко поблёскивали в полумраке, позвякивали друг о дружку, множеством граней отражали скудный свет фонаря из казарменного двора, но радуги не было видно. Её нужно днём ловить, в солнечных лучах.

От любования безделушкой отвлёк сдавленный девичий вскрик. Басистый голос приказал кому-то заткнуться. Сначала Двести Третий решил не высовываться, но любопытство всё же взяло верх. Стараясь не шуметь, он подкрался к углу здания и осторожно выглянул из своего укрытия.

Пузатый плётчик зажимал самку-сервуса у стены прачечной и грубо тискал бедолагу где попало. Та всхлипывала, что-то лепетала, робко пытаясь оттолкнуть напиравшего, но тщетно.

Ублюдок сунул руку ей под куртку, отчего сервус жалобно заскулила, затем, стянув с себя портки, приказал удовлетворить его. Девчонка съёжилась, начала упираться, умолять, чтобы отпустил, чтобы не заставлял, на что надсмотрщик, рассвирепев, влепил ей звонкую пощёчину. А потом, схватив ошалевшую от удара упрямицу за шею, толкнул вниз, на колени.

Плётчики, трахающие осквернённых – обычное дело, таким не удивить, но в этот раз девчонка не особо горела желанием услаждать подонка. Среди своих за принуждение можно выгрести так, что и не очухаешься, но перед Двести Третьим стоял свободный, и что с ним делать, он понятия не имел.

А может, не вмешиваться? Подумаешь, сервус…

И всё же в груди клокотало от злости при виде, как жирная мразь тыкает в лицо бедолаги своим грязным жалом.

«Куда ж ты лезешь, идиот?!» – кричало здравомыслие, а ноги уже несли к воротам.