Артем Васнев - Клинч

– Подожди, Афанасий! Читал ли ты это раньше? Боже, как же страдал бедный Иов, но выстоял же в итоге. И Господь любящий, но всё же послал ему под закат безбедной жизни такие тяготы. Струпья, трещины в теле и сочащийся гной. Возжелаешь тут смерти, пожалуй, – промолвил старец. А про себя подумал: “Может быть, лучше бы и я сегодня умер. Потому как грядут испытания страшные. Но нет же, не имею я права перед лицом Господа Моего думать так”.

– Афанасий, не устал ли ты читать? – поинтересовался схимник.

– Нет, батюшка, – отозвался келейник, – а вы как себя чувствуете?

– Лучше, дорогой мой, лучше, продолжай тогда. Много там ещё? – спросил старый монах.

– Страниц двадцать, батюшка.

– Давай на сегодня на этом остановимся, запомни место, на котором остановился, завтра продолжим. А сейчас давай с тобой вместе пообедаем. Ты же этого хочешь, заботливый ты мой?

– Я сейчас же. До монастырской кухни и обратно. Там Федор кашу вкуснейшую приготовил. Есть ещё пироги с рыбой, – обрадовался келейник.

– Не торопись и много не набирай, я много есть-то не могу, как тебе хорошо известно. И про себя не забудь, ведь даже не завтракал небось.

– Не завтракал, ваша правда. Я мигом, – и Афанасий скрылся за дверью.

Иов, бедный Иов, думал старец, всё ещё лежащий на своей кровати. Нил перекрестился трижды и боковым зрением увидел на полу свои монашеские чётки. Сам решил за ними не тянуться, а дождаться прихода Афанасия. Схимник прочел “Отче наш”, несколько раз Иисусову молитву. В груди перестало жать, а на душе стало ощутимо спокойнее. Вон, Иов не роптал, и я не должен. Но почему же мне вдруг давеча подумалось про царя? Неужели ему грозит опасность? Но кто может причинить ему вред? Рассуждения Нила прервал вернувшийся келейник. Он занёс поднос с тарелкой ячневой каши, двумя сдобными пирогами и стаканом знаменитого на всю округу монастырского квасу. В келье, надо сказать, было душно. Температура на улице перевалила двадцатипятиградусную отметку. Афанасий приоткрыл форточку окна, после поставил перед кроватью маленький столик, на него поместил поднос. Батюшка попросил келейника помочь ему сесть. Афанасий аккуратно усадил старца, подложив под его спину две подушки.

– А себе чего не принёс? Мы же условились отобедать вместе? Это моё принципиальное условие, Афанасий, – вновь улыбнулся схимник. – И да, голубчик, подними с пола мои чётки. Обронил, когда грохнулся.

– Держите, батюшка! Слава Богу, что вам легче. Я очень испугался, когда увидел вас лежащим здесь…

– Всё хорошо, уже хорошо. Неси-ка, голубчик, и себе каши.

– Сейчас, батюшка, да вы приступайте.

Вскоре Афанасий вернулся со своей тарелкой и сел всё там же у стола-конторки. Обедали молча. В это время старец наблюдал за Афанасием. Ему нравился молодой монашек. Ему был всего-то двадцать один год. Он был чуть выше среднего роста. Худ и бледен. Глаза небесно-голубые. Нос слегка курносый. Бородка реденькая, не особо длинная. Нрав имел покладистый, а помыслы его были чисты, как у ребёнка. Он поступил в монастырь восемнадцатилетним юношей. Два года проходил в послушниках. Работал на скотном дворе, а ещё трудился на монастырском огороде. И только прошлой осенью, после того как был пострижен в монахи, стал помощником старца. За минувшие месяцы Нил успел полюбить молодого монаха. Тот его ни разу не подвёл. Вот и теперь, уплетая кашу, Афанасий смотрел на схимника, контролировал, ест ли старец или нет. Схимник намеренно распорядился об обеде, он хотел всем показать, что худшее позади. Однако есть ему совсем не хотелось. Он чувствовал себя неважно. Перенести удар и тут же активничать, такое и молодому не под силу. Нил сделал над собой усилие и взял ложку. Каша и впрямь была вкусной. Особую пикантность ей придавали грибы. Старый монах съел совсем немного и отставил тарелку. Отломил кусочек пирога. Отправив его в рот, сделал пару глотков квасу. На этом трапеза болящего закончилась. Он хотел отдохнуть. Побыть один. Афанасий, увидевший, что старец практически ничего не съел, на сей раз решил промолчать. Сам он с удовольствием опустошил тарелку с кашей, пироги и квас он планировал доесть в своей каморке.

– Батюшка, давайте я вам подушки поправлю, – сказал Афанасий. – Отдыхайте, я рядом, если что – зовите.

Монашек уложил старца на постель, забрал поднос и вышел прочь. Нил никак не мог побороть сумбур, возникший в голове. Ему и впрямь нужен был отдых, но мысли, обгоняя одна другую, роились в его мозгу. Господин Лужинский, что же ему посоветовать? Предстоящая ночь, царь… Нет, нужно отключить ненадолго сознание, твёрдо решил схимник. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Лицо его было измождённым. Синяки под глазами, щёки ввалились. Вертикальная морщина между бровями, казалось, проявилась ещё больше. Схимник отключился ненадолго от реальности, он был в полудрёме. Сновидений он не видел. Он был как бы в полусне. Глаза его были закрыты, но он чувствовал чьё-то присутствие в келье. И это было не зло. Ощущался приятный аромат. В кресле в этот момент расположился ангел-хранитель старца. Высокий, прекрасный лицом, со сложенными за спиной белыми крыльями. Он держал в руке алую розу, крутил стебель, разглядывая бутон. Ангел улыбался. Он сегодня выполнил свою миссию почти на сто процентов. Спас упавшего наземь старого монаха, не дал его душе расстаться с телом. Гость сидел молча, опасаясь побеспокоить утомившегося святого. Ангел повернулся в сторону лежащего Нила и подул на розу. Лепестки с бутона полетели в сторону тела старца. Они вошли в грудь схимника. Его тело слегка вздрогнуло, как будто в него вдохнули силы, лицо лежащего преобразилось – стало свежее. Морщина между бровей разгладилась. В этот момент наш герой почувствовал облегчение и вместе с этим открыл глаза. В келье было пусто и тихо. Лишь старые часы на стене размеренно тикали. Было без двадцати два. А значит, скоро должен был явиться обещавший заскочить наместник отец Макарий. Только подумав об этом, монах услышал за дверью шум. Слышны были шаги с улицы. Дверь отворилась, и на пороге кельи появились игумен Макарий и ещё несколько монахов. Все были в необыкновенном волнении. Нил же попытался подняться на локтях, чтобы не лежать совсем уж как безнадёжно болящий. И надо сказать, ему удалось. Отец Макарий подошёл к постели Нила и трижды поцеловал его в щёки.

– Ох, и напугал ты нас, родной! Как чувствуешь себя, батюшка?

– Спасибо, дорогие, лучше, намного лучше. Милостив Господь! – отозвался схимник.

Макарий вгляделся пристально в лицо Нила, как бы желая проверить достоверность его слов, увиденным остался игумен доволен. Лицо старого монаха излучало свет.

– Если ты не против, батюшка, мы сейчас здесь все помолимся за тебя. Нам без твоей опеки остаться никак нельзя, – резюмировал наместник.