Юлия Федотова - Враг невидим

– Мы ещё продолжим этот разговор! – победно бросил Огастес через плечо.

– Надеюсь, – пробормотал соперник ему вслед. – Если будет, кому продолжать.

Гаффин ушёл, а Веттели расстроился и долго не мог заснуть, ворочался с боку набок.

Пробовал отвлечься чтением, но вещь попалась странная и мрачная: «Рыцарь, что вы грустите у ручья? Ну-ка вставайте и сражайтесь со мной!», «…Ваша дама, по-моему, не такая красивая, как моя, – и быстро отрубил ей голову…». [19]Что-то не успокаивало. Лишь далеко заполночь удалось кое-как задремать.

А проснувшись задолго до рассвета, обнаружил, что немилосердно отлежал левую руку, она сделалась непослушной, как чужая, и миллионы маленьких иголочек впились в неё. Потребовалось время, чтобы её расшевелить. Спасибо, хоть правая не пострадала – было бы очень некстати.

Очевидцы не преувеличивали – вид из маленьких окошек холодного и пыльного, перегороженного каминными трубами чердака действительно открывался великолепный. И со стратегической точки зрения позиция была удобной, позволяла следить за всеми перемещениями противников и союзников.

Веттели видел, как у главного входа остановился кэб, высадил недовольного, заспано протирающего глаза Поттинджера и двух незнакомых, зато, не в пример инспектору, бравых констеблей.

Видел, как по норренской дороге со стороны Эльчестера подъехал и спрятался за холмом венефикар, как Токслей направился к школе: сначала быстро и уверенно, потом вдруг замер на месте, нервно огляделся. Ага, это он заметил, что магия – человеческая магия – на территории школы снова не действует: невидимкой не проскользнёшь (и пулю не отведёшь, к слову)… Потоптался, махнул рукой – будь что будет – пошёл дальше решительной поступью, но в школу прошмыгнул даже не с черного входа, а с подвального, через который загружают уголь.

Ну, вот, все действующие лица в сборе.

Сейчас Эмили встретит полицейских и заманит на чердак. Только не с этой стороны, а с той – Гвиневра незаметно переведёт. Наблюдать за происходящим они смогут, вмешаться, до поры, нет. Фея трижды поклялась страшной клятвой, что никого не пропустит на эту сторону , пока он сам их не позовёт, либо пока не будет окончательно и бесповоротно убит.

Итак, дамы берут на себя полицию, а на долю майора Анстетта приходится «главный виновник торжества»… А вот уже и он!

Заслышав лёгкие шаги на лестнице, Веттели предусмотрительно отступил за трубу. Рука почти непроизвольно сжалась на рукояти наградного риттера.

Истошно скрипнула дверь. Щёлкнул взведённый курок – вошедший тоже был наготове.

– Капитан, – тихо окликнул он, – вы здесь? Ах, да, вы же теперь майор! – в последней фразе слышалось столько сарказма, будто повышение сослуживца в звании Токслей воспринимал как личное оскорбление. С чего бы вдруг?

– Да, я вас жду, – откликнулся он, и рискнул показаться из-за трубы. И тут же ему пришлось шарахнуться обратно – рядом просвистел нож, шумно упал где-то позади.

Тон разговора был задан.

И расклад с самого начала сложился не в пользу Веттели – в его-то план не входило убивать противника без предварительной беседы, а тот, судя по всему, намеревался покончить с делом без лишних слов…

Хотя, нет, не может такого быть! Когда это лейтенант Токслей, весельчак и балагур, ду ша любой кампании, немного фат, немного позёр, большой любитель театральных эффектов, умел обходиться без лишних слов? Для таких, как он, жизнь – это игра, а всякая игра должна быть интересной, иначе какой в ней смысл?

Веттели снял свитер, свернул комом, осторожно высунул из-за трубы. И снова мимо просвистел нож. Мимо! Как говорят математики, «что и требовалось доказать». Промахнуться с такого расстояния Токслей мог только умышленно. Значит, он тоже не спешит прикончить про тивника, просто нагнетает обстановку.

Веттели торопливо натянул свитер – на чердаке немилосердно дуло из всех щелей, зуб на зуб не попадал. И только потом заговорил снова.

– Лейтенант! Я понимаю, что вам не терпится отправить меня к праотцам, только имейте в виду, мы здесь не одни, – он хотел играть по-честному, для него это почему-то было важно. – За нами наблюдают минимум четверо свидетелей.

Фердинанд раскатисто рассмеялся, и глухое чердачное эхо вторило ему.

– Где же они, твои свидетели – прячутся за трубами? Блефуешь, капитан!

Веттели пожал плечами: наше дело предупредить, если не веришь – это уже твоё дело, главное, наша совесть чиста. Вслух он ничего говорить не стал.

– Надеюсь, ты понимаешь, что один из нас живым отсюда не выйдет? – продолжал лейтенант, он как всегда старался перехватить инициативу в разговоре. «Молодец, – мысленно похвалил Веттели, – действуешь по плану. По нашему плану».

– Неужели? – изобразил удивление он. – А я-то надеялся убедить вас признать свою вину и сдаться властям. Говорят, чистосердечное признание облегчает участь убийц, и виселица мо жет быть заменена пожизненным заключением а, то и каторгой в дальних колониях, если судья проявит снисхождение и учтёт ваши старые боевые заслуги.

– Не притворяйся более наивным, чем ты есть на самом деле, капитан, – усмехнулся убийца. – Ни пожизненным заключением, ни даже каторгой меня не соблазнишь. Не так уж это заманчиво звучит, как тебе кажется. Нет, одно из двух. Либо повезёт тебе – ну, значит, такая моя судьба, либо повезёт мне, тогда ты станешь очередной ритуальной жертвой загадочного убийцы…

– А загадочным убийцей окажется Огастес Гаффин? – подхватил Веттели.

– И это тебе известно? Вот что значит хорошее образование! – скривился Токслей, так он пытался изобразить улыбку. – Между прочим, любопытно было бы узнать напоследок, каким образом ты смог на меня выйти? Я что-то упустил? – скрыть досаду ему не удалось.

– О, вы были безупречны, лейтенант! – заверил Веттели великодушно. – Вас подвели внешние обстоятельства – смерть Уильяма Годдара. Я случайно наткнулся на некролог, и обнаружил, что у вас с покойным Мидоузом имелся один богатый дядюшка на двоих: вот вам и мо тив. Дальше оставалось только учесть детали: ваше умение отводить противнику глаза, водить венефикар со скоростью пятьдесят миль в час… да-да, если бы вы этого не умели, не стали бы тогда, в первые дни нашей встречи, о такой возможности упоминать. Плюс ваша осведомлённость о памятном такхеметском происшествии. «Similia similibus solventur», верно? В общем, останься ваш родственник жив, я бы по сей день пребывал в счастливом неведении относительно вашей персоны, – подытожил он.

Токслей громко сплюнул в чердачную пыль. Пробормотал, обращаясь скорее к самому себе чем к собеседнику:

– Да, этот старый ублюдок сумел-таки мне подгадить напоследок. Дёрнул же его шайтан помереть! Не мог подождать месяц-другой, пока всё уляжется.