Лариса Кириллина - Принцессы возвращаются домой

Правда, один пациент, принятый в клинику аккурат этой ночью, городил нечто ещё более невообразимое. Якобы, некий милиционер превратил его в дикого вепря и велел провалиться на месте, и его пронесло сквозь толщу земли и воды, а очнулся он в неведомом царстве, где жили драконы, которые устроили на него охоту, вынудив его скрыться в пещере, через которую он опять летел как живая ракета и очнулся в тоннеле метро – но уже в человеческом облике… Своё имя несчастный забыл, хотя по приметам сильно смахивал на объявленного в розыск гражданина Рогдая Хрякова…

Дело Гроссмагуса было закрыто.

Николай Евгеньевич Лапушкин согласился с мнением экспертов о том, что мошенник, вынужденный стать бродягой, погиб от собственной неосторожности и больше уже никому не причинит неприятностей.

После этого Лапушкин написал начальству заявление об отпуске, которое после некоторых колебаний было удовлетворено – и отправился за город, к жене и детишкам.

Утром Родион заставил себя набрать Лялин номер.

– Ляль, ты уже проснулась?

– Я вообще не спала.

– Может быть, тебе это уже безразлично, но… у Громовых дедушка умер. Мне Наташа звонила. Они вылетели туда.

– Жаль. Я знала, что этим закончится. Но… он уже был готов к такому исходу.

– Откуда ты знаешь?

– Я с ним говорила вчера.

– Где?..

– На озере. Там есть остров, на острове ель, – ну, почти как у Пушкина… Белки, правда, не видела, но кота учёного – да, и даже с ним побеседовала.

– Что ты болтаешь!..

– Родион, теперь уже можно сказать: Гронтом был всё-таки – он.

– То есть – писателем?..

– Архимагом. Волшебником. Изобретателем. Фантазёром. Сочинившим всю эту историю.

– Для чего?

– Как ты думаешь, для чего светит солнце, дует ветер, бушует гроза?

– Это всё – природа, стихия…

– Мы про природу-то знаем не всё. А душа, сознание, воображение, память, жажда узнать неизведанное, тяга к риску, любовь…

– Но ведь есть какие-то незыблемые законы!

– Даже в физике, насколько я в ней разбираюсь, законы действуют лишь при неких условиях. А в игре и в искусстве они всякий раз создаются заново. И всегда остаётся выбор. Который каждый из нас сделал сам для себя.

– Значит, Клава… останется в шкуре дракона?

– Клава – это я, Родион.

– А Эвлалия?..

– Безусловно, она. Это мы вчера окончательно выяснили. А уж быть ей навеки драконицей или нет – пусть решает сама.

– По-моему, волшебные шарики кончились. Мы вчера скормили Асканию два последних.

– Асканию? Он нашёлся?

– И занял высший пост в Мидонии. Знаешь, он стал совсем другим человеком – мудрым, честным и сострадательным.

– Как это вам удалось?..

– Ляль… Обсуждать это по телефону как-то трудно… Может быть, встретимся?

– Ну, давай. Где, когда?

– Пойдём к Шахрияру? Выпьем кофе с мороженым.

– Да, и надо забрать оттуда наши пакеты – вчера началась гроза, и мы прямо с лодочной станции побежали к машине…

– Значит, через часок? Прямо там?

– Мы заедем к тебе. Папа подбросит нас до парка, возьмёт барахлишко – и отправится по делам.

– Хорошо. Буду ждать!

– Кстати: Ксерксу – сердечный привет от кузена.

– Какого кузена?

– Царя Артаксеркса. Помощника Гронта. Однажды решившего, что ему приятнее и удобнее жить в рыжей шкуре кота.

– Чудеса!

– Так что я совершенно правильно обращалась к Ксерксу со всей надлежащей почтительностью.

– Надо будет спросить на досуге, зачем он всё-таки сгрыз тогда кабель.

– Вряд ли он тебе скажет. У волшебников есть свои тайны.

– И приколы.

– Возможно. Пока!..

…Серебристой драконице временами снились странные сны. То пышная ель, увешанная стеклянными шарами, то шумный город, полный огромных рогатых карет, то учёные дамы, сидящие возле длинной настенной доски, у которой стоит серьёзная светловолосая девочка, то повозка из множества сцепленных между собою фургонов, называемая смешным словом «электричка»…

Родителям, упоённым собственным счастьем – вновь найти и открыть друг друга – она этих снов не рассказывала.

Особенно, если ей снился не высокий уродливый дом со зловонной подъёмной кабинкой, а рыжеволосый юноша в синих потёртых штанах и рубашке – наряде, совершенно не подходившем для рыцаря, хотя в том, что он рыцарь, драконица не сомневалась – только имя забыла…

Дори… Роди… Нори… Рони…

Жаль, что он всего-навсего человек.

Им было бы вместе так весело.

– Ваша светлость!

Великого мага окликнул рыжий мальчик, безумно похожий на того, что был с ним в фургоне. Разве что этот не носил очков и выглядел помускулистее.

– Что тебе угодно, мой милый?

– У меня к Вам огромная просьба.

– Я слушаю.

– Извините за дерзость, но не могли бы Вы… меня… превратить… в дракона?

– Я?!..

– О, я знаю, что Вы этим не занимаетесь, но если пошарить в Вашей мастерской… Вдруг найдётся ещё один шарик?

– Зачем нам, скажи на милость, дракон?

– Я немедленно улечу, клянусь, Ваша светлость!

– Куда?

– На родину, Остров Радости, где живут другие драконы! Сердце мне говорит – там принцесса! О Ваша светлость, я… жить без неё не могу!

– Это очень опасно. Кто может ручаться, что ты ей так же дорог, как и она тебе? Женщины, друг мой, совершенно непредсказуемы, а принцессы – вдвойне и втройне.

– Мне приснилось, будто я ей приснился. Если дама зовёт – рыцарь должен повиноваться!

– Что ж, я думаю, она оценит твой образ мыслей и твой поступок.

– И Ваше искусство.

– О да, если шариков не обнаружится, мне придётся делать другие, а это очень непросто. Вряд ли их стоило тратить на шутки с козлами и черепахами.

– Черепахами? Вы о чём, Ваша светлость?..

– Пустяки, Дорион, ни о чём… Я сейчас просмотрю вот эти бумаги, и пойдём с тобой в мастерскую.

…На рассвете в розовом небе над королевским дворцом взвился шафраново-золотистый – а точнее, огненно-рыжий – дракон. Он сделал круг над башней, на которой стоял верховный правитель Асканий, помахал ему сверкавшим свеженькой чешуёю крылом – и отправился к югу, искать своё счастье…

«Интересно, какие же будут детишки?» – подумал Асканий со жгучей и нежной тоской. – «Что ли, радужные?»…

Николай Евгеньевич дал себе время выспаться, чтоб не вышло аварии за рулём, и поехал на дачу. О несчастье у Громовых он уже знал от Ляли и Родиона – сначала ему позвонил он, а позже она.

Он прибыл в Лесное уже поздним вечером, хотя солнце ещё не зашло – ночи в Подмосковье стояли почти что белые, и совсем темнело лишь после двенадцати. Поэтому крепко спал лишь маленький Пашка, а Даша с Машей сидели с мамой на терраске и ждали отца.

– Безобразие! Быстро баиньки! – не всерьёз рассердился он, прижимая к себе девчушек и целуя проборчики, носики, ушки и щёчки.