Ксения Медведевич - Сторож брату своему

Мысли начали путаться. Они скакали, как шарик для чаугана, и не могли сложиться ни во что путное. Если аз-Захири повезло встретить знакомых и вернуться к прежней жизни, то почему…

– Там… женщина… на площади, – выдернул Тарег из головы самую настырную мысль. – Она жива? Ее… сняли?

– Женщина? – искренне удивился Амр аль-Азим. – Ах, эта…

– Она жива?

– Если и жива, то скоро умрет, – пожал плечами шихна.

– Но…

– Она висит за то, что поносила посланника Всевышнего, да пребудет с Али мир и благословение Милостивого, – тут Амр аль-Азим снова воздел палец.

Тарег смигнул воду с ресниц. И даже раскрыл рот. Но не нашелся что сказать. Пришлось рот закрыть. Шихна меж тем мрачно созерцал его борьбу разума с чувствами.

И тут Амр аль-Азим спохватился:

– Тьфу, шайтан. Ты вконец заморочил мне голову своими женщинами и враками, о неверный. Сам-то ты чего тут мокнешь? А? Не задумался?

Чуб на желтой голове шихны распластался жиденькой прядкой, с которой текло – прямо за ворот кожаного кафтана. Поморщась на холодную струйку, Амр аль-Азим снял перчатку и мазнул пятерней по шее.

– Ну? Чего молчишь?

Смотреть приходилось снизу вверх, вывернутая шея болела.

– Тьфу на тебя, кафир, – человек сплюнув в грязь. – Про тех порубанных в стойбище мутайр я не знаю ничего. Ты это был или не ты – мне дознаваться некогда. Но вот оскорбление посланника – да пребудет с ним мир и благословение Всевышнего – дело нешуточное. А?..

И шихна вновь выжидательно уставился на Тарега.

– Я не понимаю, – морщась от боли в шее, пробормотал нерегиль.

– Не понимаешь?! – насупился Амр аль-Азим. – Ну я тебе память-то освежу…

И, нахмурившись еще сильнее, опять задрал вверх палец. Видимо, в Пажеском корпусе его на совесть учили шарийа:

– В Книге сказано: «A ecли oни нapyшили cвoи клятвы пocлe дoгoвopa и пoнocили вaшy peлигию, тo cpaжaйтecь c имaмaми нeвepия – вeдь нeт клятв для ниx, – мoжeт быть, oни yдepжaтcя!» Отвечай, кафир! Ты нарушал клятвы после договора и поносил веру?

Так вот оно что. Это была снова она. Сура девятая, «Покаяние». Там, наверху, поняли, что покаяния не дождутся. Поэтому наступало время возмездия – для таких, как Тарег Полдореа, нерегиль.

– Нарушал, – честно признался Тарег. – И поносил.

– М-да, – почесал бритый затылок шихна. – Как нарушал?

– Сбежал.

– От кого?

– От того, кому клялся.

– Как поносил?

– Последними словами, – злобно оскалился Тарег.

– Тьфу на тебя, о неверный, – сердито сказал Амр аль-Азим. – Ты и впрямь закоренелый грешник и вместилище злобы.

– Какия изысканные словеса, поди ж ты… – прошипел в ответ нерегиль.

– Это не я, это наш кади.

Тарега вдруг осенило:

– А откуда кади обо мне наслышан? – смаргивая дождь с ресниц, поинтересовался он.

– Почтеннейший шейх не умолчал о твоих преступлениях, когда во всех подробностях повествовал об обрушившихся на него несчастьях и превратностях! – торжественно произнес шихна. – Ты – кощунствовал!

Палец его опять уперся в небо. Тарег ошалело чихнул. Вот тебе и безобидный тихий старичок…

Шихна потряс воздетой рукой:

– Его рассказ возмутил старейшин! Они требуют для тебя примерного наказания!

И махнул страже:

– В тюрьму его! К остальным.

Под торопливыми шагами зачавкала грязь.

– Ты можешь делать со мной все что хочешь, – быстро сказал Тарег. – Я виноват – я и отвечу. Но лаонцы…

– Да чего ты уперся? Сначала тебя казнят, потом их, или наоборот, сначала их, потом тебя – какая разница?! – В голосе Амра аль-Азима звучало искреннее возмущение. – Давайте отвязывайте это бедствие из бедствий – и в подвал…

– Они попали в беду из-за меня, это ляжет на меня позором! Я буду опозорен даже после смерти!

Высокопарная речь Тарега оборвалась: отвязывавшие его от коновязи люди отпустили руки, и нерегиль обвалился носом в грязь. Тарега тут же подхватили и потащили, а он отплевывался и упирался:

– Если на них нет вины, ты должен их отпустить!

– Не морочь мне голову, – очень устало отозвался Амр аль-Азим. – В бедуинских стойбищах невиновных не бывает. Они все виновны, ибо все преступники. Воры. Бандиты. Отступники. Все виновны. Поголовно. И твои лаонцы тоже. Отправишься на площадь через неделю.

– Через неделю здесь не будет площади!

В его голосе, видно, послышалось столько злорадства, что собравшийся было уходить шихна повернул чубатую голову. Посмотрел-посмотрел и развернулся целиком. И очень мрачно полюбопытствовал:

– Нарываешься? Хочешь, чтоб тебе язык откромсали? Мы можем…

– Сюда идут карматы. А у тебя нет даже городской стены. И в предместьях больше кутрубов, чем крыс, – Тарег смаковал каждую фразу, наслаждаясь запахом растущего в людях страха.

– Врешь, – прищурил свои джунгарские глазки шихна.

Тарег плюнул ему под ноги.

– Врешь! – Амр аль-Азим начинал злиться не на шутку. – Откуда тебе известно про кутрубов? Они выходят только ночью! Ты что, ночевал в предместье? А? Хочешь, чтоб я поверил? Нашел дурака!

– Не смей обвинять меня во лжи! – рявкнул Тарег и как следует дернулся.

Дернулся он так хорошо, что сумел завалиться в грязь сам и утянуть за собой одного из конвойных.

После недолгой свалки порядок восстановился: шихна дул на костяшки пальцев – от злости он ударил неудачно и все себе отшиб, Тарег сплевывал с десен свежую кровь, а стражники ругались так, что степные боги краснели и отворачивались.

– Так, – твердо сказал Амр аль-Азим и перестал дуть на пальцы. – Я все понял. В подвал его не надо. Его надо на площадь. Ткнете копьем давешнего толстопузого, хватит с него, на столб подвесите этого. Все! Исполняйте!..

– Хрена!.. Лучше отрезать еще пару языков – от этого городская стена починится сама собою!!!.. – Верещание ничего не меняло, но не молчать же ему было, в самом-то деле. – Ты бы еще себе голову в жопу засунул – меньше б увидел и еще меньше беспокоился, ты, позор степных предков!!..

Шихна замахнулся, посмотрел на ушибленную ладонь – и, зло сплюнув, развернулся и пошел прочь.

Стражники, не размениваясь на пинки, быстро волокли Тарега со двора.

Властный окрик нагнал их на полпути к воротам. Поскольку приказывал не шихна, а кто-то другой, Тарег из любопытства прекратил орать. Даже упираться перестал, так что отволокли его назад невероятно быстро.

– Тьфу на тебя, сволочь, – устало пробормотал Амр аль-Азим.

И, недовольно морщась, покосился на человека, окликнувшего стражников. Человек стоял прямо за плечом шихны. На нем были надеты серый халат-рида и неприметная внешность агента барида. Айн стоял с безобидным лицом и улыбался.

Амр аль-Азим покосился снова. Теперь его лицо напоминало лицо человека, ошибшегося кувшином и глотнувшего уксуса. Наконец, шихна показал на любопытно шевелящего ушами Тарега и разродился приказом: