Илья Павлов - Другая жизнь

– Много где. Где есть деньги и желающие их потерять. – Рыжий расслабился и уже откровенно веселился.

– В столице бывали? – Старшой вытащил лезвие, ножны отдал Лисе, а ножом стал соскабливать с ладоней невидимую грязь.

– Там нас не любят, мы все больше сторонами. – Рыжему стал надоедать этот разговор. – Мы готовы взять половину найма.

– А на востоке? В предгорьях? На Лысых перелазах? – Шепот Старшого убаюкивал. Он наконец-то соскоблил, что хотел, с ладони, и теперь стоял вполоборота, готовый передать кинжал Лисе.

– Очень давно, лет пять назад. Что там делать, одна беднота. Много не возьмешь. – Рыжий скривился и топнул ногой. – Половину най…

В тот же момент рука Старшого по дуге снизу воткнула нож ему в горло. Нож вошел по рукоятку, и рыжий, не договорив, страшно захрипел, а затем грузно осел на колени. Глаза его с удивлением смотрели вперед, а горло не могло произнести ни слова, пронзенное сталью. Руки его обвисли вдоль тела, но он был жив. Старшой держал нож, не давая главарю упасть вниз.

Первой опомнилась Лиса. Выронив всю амуницию Старшого на землю, она перекинула щит со спины, шагнула вперед и закрыла командира. Третий взревел, хотел броситься вперед, но все уже пришло в движение. Братья подняли щиты и, выставив мечи, прикрыли Лису с двух сторон. Я тоже шагнул вперед. Щиты сомкнулись в линию. Мечи и копья торчали в стыках, а из-за плеч первой линии выдвинулись арбалеты.

Третий, воя, отступил к своим, те уже стояли с оружием в руках. Одна из женщин стала выкрикивать грязные ругательства.

Старшой взял левой рукой рыжего за волосы, посмотрел в его еще живые глаза: – За Сотию, – и выдернул нож. Главарь забулькал, захрипел и упал на бок. Ноги его дернулись, и он затих. Все смолкли. Мы поняли, что дело не в дележе денег. Только потом, вспомнив, когда и где к нам прибился Старшой, я начал кое-что понимать. А тогда, в тишине, было не до этого. Все ждали дальнейших команд.

В этой мертвой тишине Старшой встал на колени перед рыжим и с усилием отрезал его голову. Пришлые опять завопили. Командир встал, поднял кровоточащую добычу на уровень своего лица, плюнул рыжему в открытые глаза и бросил голову через щит Лисы к ногам чужаков. Те, выставив мечи, ждали нападения.

Вот ведь… прошел я столько боев, кровавых и беспощадных, но эту картину запомню до конца жизни. Запах крови, пляшущие в свете факелов тени вооруженных людей, непредсказуемое поведение командира, всегда рассудительного, а тут впавшего в полное безумие. Месть? Долг чести? Отплата за унижение? Явно, ведь он не знал их лично. Дикая жестокость человека, освобождавшего пленных и лечащего раненых врагов.

Он как будто пришел в себя. Повернулся к врагам спиной, бросил нож, вытер руки о куртку.

– Кончить всех… – Шепот сорвался раньше, чем я успел спросить, что дальше делать.

Рыжие взвыли, бросились на прорыв, но арбалетные болты отбросили их назад. Только один добрался до шеренги, отбил мечи, взмахнул топором, но чье-то копье из второй шеренги пронзило его насквозь.

Старшой так и стоял спиной ко всему этому, без шлема, доспехов и оружия. Частый звон мечей сзади, рев, ругань, стоны и хрипы раненых. Я хотел спросить про раненых, но, увидев его глаза, просто махнул своим рукой. Снова лязгнуло, и все стихло.

– Все. – Лиса подошла к Старшому. Тот поднял на нее глаза.

– Все, – повторила она. – Наши целы. У Зиги царапина.

Старшой кивнул, удивленно посмотрел на кучу своих вещей, валяющихся на земле, перешагнул через нож и пошел в трактир. Я следом. Лиса похватала брошенные вещи и побежала за нами.

Старшой поднялся по лестнице в свою комнату, стянул сапоги и куртку и упал ничком в кровать. Лиса положила амуницию на сундук, хотела что-то сказать, но в это время командир перевернулся на спину, все его тело задрожало, он натянул на себя одеяло и затих.

Мы с Лисой переглянулись, тихонько вышли и закрыли дверь.

Только на улице она вопросительно посмотрела на меня.

– Чего-то умотался наш командир… – ничего другое мне на ум не пришло.

– Да ты сам, Сержант, как выжатый лимон, – Лиса усмехнулась, – иди, тоже ложись. Я присмотрю за сменой. Пива хочешь?

– Ну, если только с тобой.

– Со мной. У меня.

13 ясеня 320 года. Утро. Дамба. Старшой

Утром долго плескал в лицо холодной водой. Все вчерашнее вспоминалось как увиденный плохой театральный сюжет. Не со мной. Давно. Не здесь.

Долги отданы. Можно двигаться дальше. И… И что? Ничего.

Впервые внимательно осмотрел комнату. Она явно предназначалась для почетных гостей. Большое окно, предполагающее охрану под ним, без решеток, с красивым подоконником, с видом на закат, на кузницу и чистый двор.

Кровать с резными ножками и здоровенной спинкой явно стоила больших денег. Да, а я на нее вчера в сапогах… Вдоль стены стояли красивые шкафчики и горка с посудой. Пьяных и буйных сюда не пускали. Посуда была не простая, несколько бокалов из северного хрусталя отбрасывали по стенкам голубоватые блики. «Чистый, как слеза, и звонкий, как эхо в горах». Ну-ну.

В нише у другой стены возвышался огромный медный чан, с множеством подводящих и отводящих трубок. Мыться там можно было втроем, не стесняя друг друга. А вчера он был полон: наверное, служит дополнительным резервом воды для трактира. Сейчас емкость сияла чистотой.

На столе чистая белоснежная скатерть, придающая всей комнате нарядный, даже парадный вид.

Все портила только куча моих вещей, валяющихся у двери на полу. Как принесли их из обоза, так и лежат. Горничная побоялась раскладывать сумки по шкафчикам.

Вывернул все на кровать, запачканную вчера грязью и кровью. Чужой кровью. Сундучок с книгами, записями и картами поставил у шкафчика. Грязную одежду бросил у кровати. Надевать броню не хотелось. Штаны все равно одни. А вместо привычной уже жилетки с нашитыми пластинами взял свою старую университетскую куртку. Надо же, влез, даже свободна. Пристегнул меч. Посмотрел на себя в большое зеркало. Короткие рыжие сапоги, пыльные штаны, все в ремешках и затяжках. Куртка бездельника, так как не может принадлежать ни одному ремеслу, кроме «пера и бумаги», конечно. Пояс и меч смотрелись глупо. Снял их. Без оружия и шлем был не нужен. Походил по комнате, привыкая, пригладил короткие волосы. Шляпы не было. Платка тоже. Зачем, если всегда рядом шлем; какие шляпы у наемника! Ходить с непокрытой головой – удел нищих. И королей. Ну там хоть корона. Плюнул. И пошел вниз, в зал.

13 ясеня 320 года. Утро. Дамба. Хозяйка

Накануне вечером сидела в своей каморке, составляя список дел, которые надо успеть сделать до ярмарки. Деньги были. Наемники подвернулись вовремя. Мало того что они заплатили за аренду конюшни и старого дома, пустовавшего уже несколько лет, сняв его целиком под казарму. Так еще их командир снял «баронскую залу», как мы ее называем: комнату с ванной и отдельной лестницей. Ее почти никогда не занимали. Не находилось желающих платить полсеребра в день за шикарный, мягкий, но не проминающийся матрас, набитый круглыми водорослями, без всякой кусачей «живности». А принимать ванну.… Это для местных вообще что-то непонятное, даже для баронов. Баронов и не было. Изредка богатые купцы из столицы, спешащие на юг в порты, устраивались там, да и все. Командир и снял ее за отдельный вход и окно не на конюшню, а на старую пустую кузницу.