Анатолий Махавкин - Звери у двери

В конце концов девушки пришли к общему мнению и сообща исполосовали когтями мощного бандита, а потом, истекающего кровью, но ещё живого, выбросили в окно, постаравшись непременно насадить тело на колья ограды.

Галя радовалась, как ребёнок, а Наташа возбуждённо облизывала губы и требовала немедленного секса именно здесь, среди огня, крови и смерти. Это действительно было возбуждающе.

Потом, когда мы вернулись домой, и Галя начала, смеясь, рассказывать Илье о наших подвигах, он ужаснулся и назвал нас кровожадными тварями. Наташа в ответ спокойно заметила, дескать, крови никто не жаждал, и вообще ей не нравится, как это звучит. Дав словесный отпор, она отвесила парню оплеуху, от которой он отлетел к стене.

Это бесполезное морализаторство утомляло не меньше, чем постоянное Пашино нытьё. Тот вечно скулил, что рано или поздно ловчие Церкви доберутся до нас и сожгут. Особенно проникновенно эта песня звучала, когда его заставляли транспортировать опустошённые тела к каналу.

Кажется, я отвлёкся.

– Ты знаешь, – медленно сказал я и переглянулся с Олей, – хоть этот дом и нравится мне, но стоит попробовать нечто большее. Тем более я просто не могу позволить шлюхам какого-то Орляты безнаказанно обижать моих девочек.

Илья отбросил кочергу и обернулся, уставившись на меня. В его жёлтых глазах, как обычно, горел огонёк голодного возбуждения.

– Ты спятил, – едва ли не испуганно пробормотал он, – однозначно. Как ты себе это представляешь? Одно дело громить бандитские малины и вырезать ночлежки, а совсем другое – потрошить местную знать.

– На вкус все одинаковы, – демонстративно зевнула Наташа и, выпустив когти, полюбовалась их блеском, – это они думают, будто у дворян кровь белого цвета, а на самом деле нет никакой разницы.

– Ловчие… – начал было Илья, сделав пару шагов в нашу сторону, но я лишь махнул рукой:

– Остынь, это на тебя так голод действует. Будешь упорствовать – покормим раньше времени.

Парня просто передёрнуло, а вот Галина сразу оживилась: она обожала эти процедуры. Обессилевший от голода Илья не мог сопротивляться, и девушки легко прижимали его пальцы к жертве, бьющейся в моих объятиях. Кричали оба – и пища, и едок. Сначала. Потом оба умолкали. Великое дело – инстинкты! Именно они вынуждали Илюху питаться, хоть он и пытался изо всех сил сопротивляться этому. После каждого сеанса он долго рыдал и просил прощения у человека, которого сам же и отправил в страну вечной охоты.

– Хорошо, молчу, – Илью даже передёрнуло, – но принимать участие в этом не буду.

– Да и на кой нам такой груз? – презрительно фыркнула Наташа, – опять станет рыдать над дохлятиной и просить прощения. Ха! Паша, пусик, иди ко мне. Иди к мамочке, мой бутузик.

Тут она немного преувеличила: за последние месяцы Паша здорово похудел. И дело тут не в питании: Наташа доставала парню всё самое лучшее из имеющегося. Видимо, нервное это дело – жить в доме с пятёркой вампиров, убирать трупы после их трапезы, и знать, что твоя бывшая девушка чаще спит с кем-то другим. Трахалась Ната, кстати, чаще всего со мной, очень редко – с Ильёй, и уж совсем по большим праздникам с обросшим рыжей бородой Пашей. Как ни странно, но чаще всего с ним спала Галя, то ли из жалости, то ли по какой другой причине.

Паша угрюмо приблизился к своей повелительнице, и она позволила ему присесть на подлокотник кресла. Старая одежда на парне успела износиться, и теперь он щеголял добротной кожей хорошей выделки, напоминая тщательный косплей Робин Гуда. На шипастом поясе висел широкий нож, вообще-то запрещённый простолюдинам, не находящимся на королевской службе. Однако первый же стражник, попытавшийся арестовать нарушителя, мучительно умер на глазах испуганных товарищей. Ната, похохатывая, открутила придурку голову, пока Галя удерживала дрожащие руки. Паша после этого недели полторы опасался даже коснуться своей подружки, пока я не приказал ему перестать валять дурака. Меня он почему-то боялся больше, чем всех остальных, вместе взятых.

– Паш, котик, хочешь жить в большом светлом дворце? – Ната запустила пальцы под его куртку. – Огромные кровати, везде ковры, хрусталь, слуги по первому зову, а? И мы все словно господа…

– Почему же словно? – Галя сорвалась с места и прошлась колесом по комнате. – Когда пойдём?

– Да хоть сейчас, – меня крайне забавляла мысль о веселящемся Орляте, даже не представляющем, как его судьбу может изменить прихоть взбалмошной девицы. – Пойдём все. Все, я сказал! Илья, слышал? Я не стану тебя ни к чему принуждать, но присутствовать ты будешь.

– Я понял, – он угрюмо кивнул, бросив на меня недобрый взгляд, – только на кой хрен тебе это нужно?

– Боюсь, заскучаешь, в одиночестве. Пошли, – сказал я и поднялся.

Никто не возражал. Девочки, хоть и стали излишне самостоятельны и даже крайне самоуверенны (так мне казалось), почти всегда выполняли мои приказы без лишних споров. Если я и применял ту странную интонацию, которая вынуждала их беспрекословно подчиняться, то происходило подобное не часто.

– Идём, идём, мой бородатый пусик, – Наташа игриво щекотала бороду угрюмого Паши, который вцепился в свой кинжал, будто тот был способен спасти его от неведомой опасности, – сейчас твоя девочка устроит небольшой бада бум!

– Это обязательно? – негромко поинтересовалась Ольга. – До сих пор мы не очень-то афишировали своё присутствие. Может, стоит оставить всё, как есть?

– Думаю, твои подруги с тобой не согласятся. – На слове «подруги» она презрительно фыркнула. – Ладно-ладно. Тем не менее, я с ними согласен: пришло время выйти из тени.

– Не боишься?

Я задумался. Боюсь? Последнее время само это понятие незаметно покинуло сознание, оставив лишь бесконечную эйфорию от собственной силы и неуязвимости. Ольга не знала, как часто мы с Галей и Наташей просто так, без всякого повода, нападали на стражников, любуясь их бесполезными попытками насадить нас на свои железяки. Зрелище воистину уморительное, поэтому мы совсем не торопились убивать несчастных придурков. Иногда мы их даже отпускали.

Нет, мы не боялись ничего.

– Кого? – спросил я, – Оль, перестань, мы уже давно возвысились над этим стадом, осталось лишь показать баранам, кто мы есть и чего заслуживаем.

Галя, прислушивающаяся к нашей беседе, показала мне большой палец, а Оля озадаченно нахмурилась. Похоже, у неё возникли определённые возражения, но девушка решила оставить их при себе. Разумно. Почему-то последнее время любое противодействие вызывало у меня дикое бешенство и желание немедленно прикончить оппонента.

Мы покинули дом, и смрадный ветер поздней весны хлестнул по лицам, взъерошив волосы. Весна в Лисичанске оказалась немного лучше зимы и значительно хуже лета. Когда толстая корка снега и льда начала медленно сползать в канал мириадами грязных ручейков, помимо чахлой травы и раздолбанной мостовой на белый свет появилось и ещё кое-что.