Анатолий Махавкин - Звери у двери

Ната загадочно улыбнулась и небрежно одёрнула длинный разрез, внезапно возникший на юбке. Стройная нога почти целиком явилась на белый свет, заслужив неодобрительный взор хозяйки, которая, тем не менее, продолжила рассказ:

– Так мы и познакомились. Витя проехался с нами до Усиновки и помог погрузить провиант. Смешной он, правда, – девица прыснула. – Жаль, что ты ещё мала, говорит. Это я-то, в свои четырнадцать! Да у меня подруга, на год младше, уже на сносях, а другая как раз обручилась. Мала! Экий, думаю, телок. Так и уведёт какая разбитная вдовушка, на кой оно мне надо? Мамку выспросила, а она, выясняется, Виктора Ивановича хорошо знает, – Марьяна погладила жениха по ладони, и тот ошалело уставился на подругу, с трудом отвлекаясь от соблазнительной ножки, – сурьёзный, сказала, мужчина, да к тому ж ещё и неженатый. Ага, понятно. Ну а потом, как кто в Усиновку, так и я, хвостиком. То там встретимся, то там. Ну чисто тебе случайно. Разговоры за жизнь ведём, уму-разуму прошу поучить, малую-то. А там и на чай пригласила в гости. Потом так закрутилась, что и вовсе голову потеряла!

Лада замерла в дверях, выразительно глядя на хозяйку, и та, оторвавшись от рассказа, обратила внимание на служанку. Извинившись, Марьяна отошла.

– Интереснейшие обычаи наблюдаются в столь патриархальных селениях, – задумчиво протянула Наташа и вытянула обнажённую ногу перед собой, позволив хозяину оценить её во всей красе, – отсутствие секса до замужества должно пробуждать невероятное сексуальное влечение у будущего супруга. Не правда ли, любезный Виктор? Думаю, последние дни перед таинством могут превратиться в истинную пытку, – она подняла голову и пухлые губки сложились в улыбку, – можно сходить налево, однако столь крошечные поселения мгновенно разносят любую сплетню, как ты ни пытайся её утаить. Другое дело если присутствует неучтённый фактор. Скажем, – она задумалась, – приезд гостей издалека, из столицы, скажем…

С трудом сдержав вырывающийся смешок, я подмигнул затейнице и, поднявшись на ноги, направился к хозяйке. Марьяна не могла слышать беседу, но вид жениха, багрового и потного, точно после бани, определённо беспокоил её.

– Хотел попросить вашу помощницу слегка изменить круг её обязанностей, – девушка потупилась, и её ушки порозовели, – провести для меня небольшую экскурсию по Усиновке. Показать все местные достопримечательности.

– Если хозяйка позволит, – Лада просительно взглянула на Марьяну, но та решительно покачала головой:

– У тебя полным-полно дел, и если ты хочешь пойти вечером на гуляния, то советую приниматься за них немедленно. А достопримечательности… – девушка посмотрела на беседующую парочку: Наташа успела распустить волосы, и они белоснежным водопадом опустились к полу, – возможно, Виктор Иванович найдёт время? У меня его, к сожалению, почти нет: нужно подогнать платье и удостовериться, что мои раззявы ничего не упустили.

– Поверьте, любезная Марьяна, – я осторожно увлёк её прочь, и девушка не успела заметить, как Ната потянулась вперёд и взяла Витю за руку, – я не отниму у вас много времени. Буквально чуть-чуть.

Экскурсия, естественно, не задалась. Моя спутница оказалась погружена в свои мысли, отвечала невпопад, а, начиная рассказывать, сбивалась, забывая, о чём шла речь. Да, собственно, я ни на что и не надеялся: какие, к чёрту, достопримечательности в забытой богом деревушке? Хотя резной медведь, задирающий мужика на горе репы, мне понравился. Надо будет найти резчика и забрать в Лисичанск.

Древние старики успели расположиться на крошечных бордюрчиках около домов, и теперь подслеповато всматривались в нас сквозь плетёную ограду. Кто-то здоровался с Марьяной и даже вспоминал её имя, кто-то просто кивал, но отвечала девушка всем.

Зато истинное паломничество среди местной детворы превратило нашу прогулку в своего рода торжественное шествие, с длинным хвостом детёнышей в рваных рубахах, из-под которых торчали босые и грязные ноги. Малышня внимательно рассматривала меня и, по большей части, безмолвствовала.

– Я была против вашего приезда, – вдруг быстро сказала Марьяна, старательно пряча взгляд, – Усиновка не так уж далеко от столицы, и нам хорошо известны истории о демонах его величества. О Королеве, способной убить одним взглядом; о Тени, таящемся во мраке, и об Ангеле, пожирающем сердца своих любовниц.

– Как страшно, – я хохотнул, – ну и? Всё действительно так плохо?

– Пойдёмте обратно, – девушка сделала попытку повернуться, но я придержал её за локоток.

– Экскурсия не окончена, – я уже откровенно ухмылялся. – Итак, насколько жуткий Ангел, трапезничающий разбитыми сердцами, соответствует байкам испуганных крестьян?

Тонкая рука в моих пальцах ходила ходуном: Марьяну изрядно трясло, а на глазах наворачивались крупные бусины слёз.

– Мне кажется, – едва слышно шептала моя спутница, глядя в серую пыль деревенского тракта, – вы все намного хуже, чем кажется, и даже хуже тех баек, которые я слышала. Не знаю, как там обстоят дела с сердцами, но внутри вас – холодная пустота. Думаю, это должно быть очень больно, поэтому вы всё время стараетесь её заполнить. А заполнить ледяную пропасть можно лишь чем-то тёплым: чувствами, желаниями, жизнями других людей, у которых всё это есть. Вот только когда вы забираете это, вокруг остаётся та же ледяная пустыня, которая мучает вас изнутри.

Некоторое время я размышлял. Маленькая отважная птичка очень здорово чирикала на тему, которую иногда поднимал Илья и вскользь затрагивала Оля. Даже с большим талантом, чем мои товарищи. Я остановился, внимательно всматриваясь в её глаза: два зелёных озерца пылали непонятным мне пламенем. И вновь смутное чувство узнавания: точно слабый лучик света во тьме тесной каморки, заполненной плывущими клочьями тьмы.

– А ты не желала бы попытаться помочь? – негромко поинтересовался я и медленно провёл пальцем по щеке, мокрой от слёз. – Постараться заполнить холодную бездну и унять боль, которая мучает меня?

– Это – невозможно, – Марьяна помотала головой, – сейчас вы даже наслаждаетесь этим страданием, смакуете его, как вино, поэтому ещё одно сердце просто бесследно растворится во мраке и холоде. Не знаю, кто или что вообще способно пробудить в вас человека, но я уж точно не смогу. Пойдёмте, пожалуйста, назад, у меня почему-то сердце не на месте.

Я ещё раз оглядел скуластое лицо, усыпанное тёмными крапинками веснушек, тонкий вздёрнутый нос, зелёные глаза, размытые поволокой слёз, и провёл пальцами по тёмно-русым волосам. Что-то внутри меня пыталось прорваться наружу. Та самая хрень, которая, под настроение, позволяла сочинять стихи и песни, и временами могла доставить определённый дискомфорт. Это ощущение вполне можно назвать той самой болью, которую упомянула Марьяна. Именно поэтому я никогда не позволю странному чувству возобладать надо мной.