Кирстен Уайт - Моя душа темнеет

Он подошел к Мехмеду, а не к сестре, и обнял султана за плечи. Мехмед с признательностью прижался к нему. Раду посмотрел на Ладу и вытянул свободную руку вперед. Она посмотрела на нее взглядом, тяжелым от изнеможения и чего-то еще, подозрительно похожего на печаль. Не успела она пошевелиться, как вернулся главный евнух. Мехмед выпрямился и отошел от Раду, а Лада опять уперлась взглядом в стену.

– Следуйте за мной, – объявил главный евнух, и Раду снова оказался в самом конце процессии, где на него не попадало даже пятно света от лампы евнуха.

У матери Мехмеда был такой чувственный взгляд, что Ладе стало не по себе.

В этой наполненной ароматами и устланной подушками комнате Ладу не покидало чувство неловкости. Валиде-султан занимала здесь слишком много места, со своими шелками, вуалью и колышущимися украшениями. С заботливым выражением лица и расчетливой улыбкой она возлежала на нескольких подушках с такой искусностью, какой бы позавидовала любая янычарская сабля.

Если Халиме и Мара были разными сезонами, то Хюма была самой природой.

– Садитесь. – Голос ее звучал мягко, но по тому, как сузились ее глаза, стало ясно, что возражений она не потерпит. Мехмед перестал расхаживать по комнате и сел напротив нее. Судя по всему, он чувствовал себя так же неловко, как и Лада. Он никогда по-настоящему не знал свою мать и теперь пришел к ней просить защиты. Это был не идеальный вариант развития их отношений.

Лада вспомнила ощущение, когда кинжал встретил сопротивление плоти, неподатливой кости, заставившей его сменить курс, – кинжал, который всегда ищет большего и стремится проникнуть все глубже и глубже.

Не идеально. Ничто вокруг не было идеальным. Она приняла ванну, и ее волосы еще не успели высохнуть, но руки казались липкими, и она никак не могла избавиться от яркого металлического привкуса во рту.

Однако Раду, казалось, был очарован валиде-султан и рад возможности ее увидеть. Он сидел рядом с ней с выражением восхищения и почтения на лице. Как будто почувствовав его восторг, валиде-султан повернулась к нему. Ее губы, такие же, как у Мехмеда, растянулись в улыбке, напомнившей улыбку их няни. Мехмеду она так не улыбалась.

– Ты поступил очень мудро, приведя их сюда. Ты Раду, правильно? – Она села, наклонилась вперед и рукой приподняла его подбородок. – Красивый, – пробормотала она. Ее взгляд скользнул в сторону Лады, которая гордо выпрямила спину и вызывающе вскинула голову. Она знала, что проиграет это сравнение. В улыбке валиде-султан стало меньше материнской нежности, и что заняло ее место, Лада не знала.

– Валиде-султан, – сказала Лада, нахмурившись при мысли о шоу, которое им предстояло выдержать, – нам нужно…

– Можете называть меня Хюма. Вы оба. – Она повернулась к Мехмеду, снова удобно устроилась на подушках и подперла ладонью очаровательную щечку. – А ты можешь называть меня мамой. – Легкий звенящий смех слетел с ее губ, как будто монетки упали в колодец.

– У нас нет времени…

Хюма подняла руку, отяжелевшую от золотых украшений, и прервала Мехмеда.

– У нас нет времени паниковать и проявлять слабость. У нас есть все время этого мира, чтобы позволить вам насладиться столь заслуженным отпуском, используя все удовольствия гарема. Если новый султан решит всю неделю развлекаться со своими женщинами, никто его за это не осудит. И никто ему не помешает. И никто к нему не придет. И никто никогда не узнает, насколько слабая и хрупкая на самом деле его власть и что его лишь чудом не убили в самом начале правления.

– Но убийца…

– Его не существует. Убийства не произошло. Никто и пытаться не станет отнять жизнь у султана, поскольку, признав, что покушение имело место и едва не увенчалось успехом, мы подтвердим возможность того, что Османская империя просуществует и без тебя в ее главе. – Ее глаза, подведенные черным, прищурились. – Понимаешь? Ты здесь не прячешься. Ты гуляешь и упиваешься женщинами. Ты наслаждаешься своей властью.

Мехмед кивнул.

На лицо Хюмы вернулась радостная и милая маска.

– Я уже отправила главного евнуха, чтобы он сообщил пашам и визирям о ваших занятиях. Молва распространится. У нас есть столько времени, сколько нужно.

Это была хорошая ложь. А чтобы быть хорошей, лжи следовало быть правдоподобной. Ладе не хотелось размышлять о том, почему в эту ложь так легко поверят, о том, сколько времени Мехмед уже провел здесь, о том, сколько женщин дожидались своей очереди. Ни о чем таком ей думать не хотелось.

Это отрицание реальности делало ее слабой. И все же она отступала, когда ее разум пытался в это вникнуть.

Хюма встала, окутав себя шорохом шелков и сладким облаком аромата. Но у этого аромата был резкий оттенок, привкус, от которого в глазах у Лады защипало, а голова закружилась.

– А теперь идите в свои комнаты. Скоро к вам заглянут слуги.

Мехмед раскрыл рот, будто собираясь возразить. Хюма подняла одну идеально очерченную бровь.

– Позволь своей матери об этом позаботиться, мой драгоценный сын. – Эти мягкие и утешительные слова были произнесены тоном, который пронзал, как игла.

С притворным безразличием Мехмед прошел мимо нее. За ним последовал Раду. Лада тоже встала, чтобы идти, но Хюма уверенно подняла руку и преградила ей путь.

– Поешь со мной.

– Я бы предпочла вернуться в свою комнату.

Хюма провела пальцем вниз по линии бедра, лениво разглаживая материю платья.

– Это не предложение.

Лада сделала шаг вперед, но Хюма сжала ее запястье. Хюма рассмеялась, и в ее смехе Лада услышала все секреты, которые были ей недоступны.

– Ладислава Драгвлия, дочь Влада, отправившего все свои силы, в том числе своего сына, на войну в Варну, тем самым лишив законной силы свой договор с османами и сделав жизни своих детей крайне уязвимыми. Ладислава, до которой в целом мире нет никому дела, кроме ее красавца-брата и бессильного султана. Маленькая Лада, которая находится в моем доме под моей защитой, сядь .

Лада вспомнила ощущение кожи и сухожилий между зубами, сопротивление, наткнувшееся на решимость ее челюсти. На одно короткое, головокружительное мгновение она подумала, не броситься ли ей на Хюму и не искусать так же, как обидчика Мехмеда.

Но вместо этого она села.

– Хорошая девочка. – Хюма хлопнула в ладоши, и три восхитительных цветка в девичьем обличье вошли в комнату, расставили перед ними еду и напитки и молча выплыли прочь. Лада смотрела на девушек и думала: Это девушки Мехмеда? Он был здесь? Сорвал ли он эти цветы?

Глядя на выставленные перед ней яства, Хюма высунула заостренный красный язык и облизнула зубы. Ладе она напомнила змею, и Лада смутилась. Женщины были садом, а мужчины были змеями. Няня объяснила ей, как мужчина и женщина встречаются в брачной постели, когда она была еще совсем маленькой, как раз в то время, когда ее религиозные наставники повторяли ей историю об Адаме и Еве. Обе эти версии перемешались в ее голове, ведь именно мужчины и их змеи убедили Еву потерять ее красивый, идеальный сад.