Кирстен Уайт - Моя душа темнеет

Вспышка темных волос и знакомая энергичная походка бросились ему в глаза. Задыхаясь от облегчения, он сменил направление, врезался в Ладу и едва не сбил ее с ног.

– Что с тобой? – спросила она, схватила его за плечи и вернула равновесие им обоим.

– Я только что был в… кто-то заходил в покои Мехмеда, и они украли… вот письмо! – он взмахнул им перед лицом Лады. Раздраженно нахмурившись, она выхватила письмо из его рук и двинулась прочь. Он последовал за ней, заглядывая через ее плечо.

– Прекрати! – огрызнулась она. – Это все равно что размахивать флагом, на котором написано: я виновен!

Он старался подражать ее походке и смотреть только вперед. Когда они подошли к гарему, евнух впустил их, и они вернулись в комнату Лады. Мебель в ней почти отсутствовала. Раду увидел лишь простую кровать и обыкновенный стул, в углу – ночной горшок и маленький умывальный таз на низком столике.

– Моя комната уютнее, – заметил Раду.

– Конечно, уютнее. – Лада села на кровать и положила письмо рядом с собой. – Ты нравишься Хюме. Ты всем нравишься.

Раду не терпелось узнать, что было в письме, не терпелось сказать Ладе, как хорошо он все устроил. Это будет важно. Это должно быть важно. А вдруг письмо не содержало в себе ничего серьезного? Что, если он напал на слугу из-за письма к дальнему родственнику? О покушении на убийство Халил-паша не сказал ни слова. Слуга, возможно, взял то, что принадлежало Халил-паше.

Боясь оказаться неправым, равно как и боясь оказаться правым, Раду медлил.

– Что ты делала на улице?

– Заходила к Николае. Он ничего не слышал о покушении на жизнь Мехмеда. Ильяш продолжает командовать своими людьми как обычно.

– Но нам велели держать это в…

Лада подняла ладонь, призывая к тишине.

– Николае умеет молчать. Мы можем ему доверять. Он удивился, узнав о покушении, но мою теорию о том, что это был янычар, принял спокойно. Недовольство распространяется среди мужчин, как зараза. Николае даже слышал, как о ненависти к Мехмеду говорили несколько чорбаджи… – Заметив озадаченное лицо Раду, она раздраженно фыркнула. – Чорбаджи – это командиры янычар. Я слышала разговоры простых янычар, но когда возмущаются чорбаджи – это уже серьезно. Но Николае не знает, кто за всем этим стоит.

Раду поднял письмо, его рука дрожала.

– Может быть, мы найдем ответ здесь.

Лада сломала печать и раскрыла письмо. Чернила были такими свежими, что Раду уловил их запах. Его глаза сразу скользнули к подписи.

– Халил-паша, – Лада выплюнула его имя как ругательство. Она склонилась над письмом и даже не оттолкнула Раду локтем. – Он пишет в Константинополь. Заверяет их, что Мехмед никогда не поведет против них войска османов.

– Но он не может этого обещать! Мехмед решил… – Раду замолчал.

Лада бросила на него взгляд, ставший тяжелым от внезапного прозрения. – Он может это обещать. Мехмед не может повести османские войска против них, если он мертв.

Раду встал.

– Нужно кому-то сообщить! Халил-пашу арестуют и…

– Кто его арестует? Янычары султана? Они ненавидят Мехмеда. Нам неизвестно, кто из них знал о покушении, сколько их и насколько высокое положение они занимают. Да и кто нам поверит? Здесь ничего не говорится об убийстве Мехмеда или о том, что попытка уже состоялась. Это неубедительное свидетельство против влиятельного человека.

– Мы обязаны что-то сделать!

Лада нахмурилась.

– Если бы Мурад вернулся, как предполагалось, ничего этого бы не случилось!

– Мехмед не оставит трон. Сейчас он хочет править. Должен быть другой способ ему помочь.

Лада сложила письмо и стала с отсутствующим видом хлопать им по ноге.

– Чем бы ты пожертвовал ради власти?

– Что?

Лада подняла на него глаза и сдвинула брови. Она усиленно размышляла.

– Ради власти Халил-паша готов убить Мехмеда. Ради власти янычары откажутся от своего долга перед престолом. Все хотят пожертвовать Мехмедом. Мы должны придумать, как сделать это первыми.

Раду в ужасе отпрянул назад.

– Мы должны его защитить! Я не позволю тебе им пожертвовать! – Он повернулся, чтобы уйти. Лада схватила его за руку, но он рывком освободился и положил ладонь на дверную ручку. Лада повалила его на пол и уперлась коленом в его спину.

– Замолчи и слушай меня! Кем-то нужно пожертвовать, и этот кто-то – Мехмед. Сейчас мы принесем в жертву трон Мехмеда, чтобы он остался жив и занял его позже. Оставшись на престоле, он погибнет. Мы будем держать его в безопасном месте до тех пор, пока он не станет старше. Умнее. Сильнее. Когда он вступит на престол не как бессильное дитя, но как его любимая рука Бога на Земле.

– Не смейся над ним!

– Мы потеряем все, Раду. – Голос Лады дрожал, и Раду испугался, что если сейчас взглянет на ее лицо, то увидит, что она плачет. Этого он боялся больше всего на свете – того, что Лада сломается. Мужчина, которого она убила, нападение – все это прошло мимо него. Произошедшее казалось ему далеким и нереальным. Но он знал, что плачущая Лада – это конец его миру. Если уж Лада не может быть сильной, как он может надеяться стать сильным сам?

Она продолжила:

– Мехмед – наша единственная защита. Думаешь, я хочу видеть его слабым? Если Мехмеда не будет на троне, нас настигнет расправа за преступления отца.

– Значит, мы ему поможем! Мы придумаем, как расправиться с Халил-пашой!

– Мы будем рисковать жизнью Мехмеда. Следующая попытка убийства окажется успешной. – Она тяжело навалилась на него и убрала колени с его спины. – Наша жизнь перестала принадлежать нам в ту самую минуту, когда отец привез нас сюда. Я не могу… – Она замолчала, и ее голос стал мягче. Она запустила пальцы в его кудри и потянула их, как делала всегда, когда они были маленькими, но только на этот раз сделала это мягко. – Я не стану рисковать жизнью Мехмеда в надежде на то, что это пойдет нам на пользу.

– Это неважно. Мехмед никогда не откажется от трона. – Если бы Лада видела его в тот день в ванной, видела его радость и решимость, она бы поняла. Мехмед был султаном и отдавался своим новым обязанностям с такой же страстью, с какой брался за все, что вызывало его интерес. Лада отодвинулась и прислонилась спиной к двери. Раду последовал за ней и сел, прижавшись плечом к ее плечу. – Если мы попросим его отречься, если скажем ему, что он не может оставаться султаном, он нас никогда не простит. Мы потеряем его дружбу и его доверие.

– Значит, мы сделаем так, чтобы трон у него забрали. В противном случае он погибнет. Престол и его гордыня – или его жизнь, Раду.

Раду подумал о своем друге, о пламени, которое пылало в его груди и разгоралось все сильнее по мере того как он работал, стараясь утвердиться в своем предназначении. Он подумал, что произойдет, если у него все это отнимут самым унизительным образом, какой только можно представить.