Кирстен Уайт - Моя душа темнеет

– Думаю, она заметила, – сказал Мехмед.

– Лада, – Раду подплыл к ней и играючи толкнул в плечо. – Вода не такая уж холодная. Почему ты дрожишь?

Лада оторвала свой взгляд от Мехмеда.

– Просто так.

Раду засмеялся и бросил свою деревянную учебную саблю.

– Я закончил.

Лазарь улыбался озорной улыбкой, хотя на его лбу и над верхней губой выступили капли пота.

– У тебя неплохо получается. – Он поправил свою длинную белую шапку, из-под которой выбилось несколько прядей темных волос.

Лазарь был частью одного из самых счастливых фрагментов в жизни Раду, и радость, которую он приносил, могла посоперничать разве только с радостью от того, что месяц назад вернулся Мехмед. Хотя по предложению Мехмеда Раду тренировался с янычарами уже несколько лет, именно появление среди них знакомого лица сделало эту обязанность такой приятной. Лазарь всегда вызывался добровольцем, когда Раду приходил в казармы в поисках партнера. Ловкий в бою и щедрый на шутки, Лазарь и тут оставался таким же ярким пятном, каким был в Тырговиште. Теперь десятилетняя разница в возрасте была совсем не так заметна, чем когда Раду был мальчиком.

Лазарь положил свою саблю рядом с саблей Раду.

– Скоро ты даже сестренку свою превзойдешь.

Раду прислонился к стене и покачал головой.

– Только постарайся сделать так, чтобы она этого не услышала, иначе она начнет тренироваться еще больше. Я и так ее почти не вижу.

Лазарь поднял смоляную бровь.

– Это плохо?

– Она – моя семья.

– Да, несчастное ты создание.

Раду рассмеялся и потянулся к ведру с водой. Он глотнул немного и смочил водой шею. Лазарь наклонился, взял ведро, снял шапку и опрокинул его себе на голову.

Раду отпрыгнул, но все же успел промокнуть.

– Безрукий недотепа!

Лазарь улыбнулся, и его лицо стало по-мальчишечьи озорным. Он прятал ведро за спиной.

– Тогда подойди и возьми его.

Что-то в его голосе заставило Раду остановиться, и где-то внутри него, между сердцем и ребрами, возникла странная гудящая пустота. Но вдруг кто-то выкрикнул его имя, он обернулся и у дальней стены тренировочного корпуса увидел Мехмеда.

– Мехмед! – отозвался Раду, сияя. После столь долгого расставания он теперь радовался Мехмеду каждый раз. Лицо Мехмеда всегда удивляло его, как вопрос, на который Раду все никак не мог найти ответ.

Мехмед взволнованно размахивал руками.

– Сегодня за ужином мы примем дервиша, аскета, который прибыл сюда из Индии. Вот ты удивишься, когда увидишь его ноги! И его лицо – он и правда святой! Иди, помойся и приходи в мои покои.

Раду кивнул, заразившись восторгом Мехмеда. С тех пор как в прошлом году умер мулла Гюрани, Мехмед все больше искал носителей особых форм религиозного самовыражения: дервишей, которые давали обет бедности и странствовали по миру, учеников, которые постигали науки, стремясь лучше понять слова Пророка, и даже наставников, которых считали еретиками. Мехмед никогда не довольствовался слепым следованием ритуалам ислама. Это была одна из черт, которая так нравилась Раду. Учеба рядом с ним всегда превращалась в приключение.

Попрощавшись с Мехмедом, Раду повернулся к Лазарю и, охваченный радостным предвкушением, пошел в его сторону. Лазарь прищурился и натянуто улыбнулся.

– Будь осторожен, братик.

Раду остановился, прекратив собирать раскиданное оружие.

– Что ты имеешь в виду?

– Есть некоторые вещи, которых желать не принято. Но всегда находятся люди, которые обходят это правило и смотрят в другую сторону. А еще есть вещи, которых хотеть невозможно. Даже само желание, если его заметят не те люди, приведет тебя к гибели. – Он многозначительным и тяжелым взглядом посмотрел на то место, где только что стоял Мехмед. – Будь осторожнее.

Раду стало трудно дышать, а сердце заколотилось так часто, что он подумал, что умрет. Что видел Лазарь? О чем он подозревал? Мог ли он, просто глядя на Раду, заметить, что с ним что-то не так, даже если сам Раду не понимал, что именно в нем не так? Все, что он знал, так это то, что в Мехмеде есть свет, притяжение, огонь , и что Раду чувствовал себя по-настоящему живым лишь тогда, когда находился рядом с ним.

Так что же было не так?

Лазарь прикоснулся длинными пальцами к спине Раду и оставил их там на несколько невыносимо долгих мгновений. Кровь бешено стучала в висках Раду.

– Дай мне знать, если вдруг захочешь… поговорить.

Раду посмотрел ему вслед, на пропитанную потом тунику, прилипшую к его широким плечам, и понял, что больше никогда, никогда не будет искать компании Лазаря. Потому что каким бы ни был этот секрет, каким бы ни был этот вопрос, который, как теперь знал Раду, он не понимал, что бы ни означала эта ноющая, непонятная пустота внутри него, ответ казался куда более пугающим, чем вопрос.

Два дня спустя воспоминание о разговоре с Лазарем доставляло такое же неудобство, как если бы кто-то сыпал песок на обгоревшую на солнце кожу. Раду сидел в саду, забившись в самый дальний угол крепости и спрятавшись в прохладной, густой тени плакучего дерева. Может быть, стоит попросить Мехмеда отправить Лазаря в другой регион? Он знал, что Мехмед выполнит его просьбу. Но что если Мехмед спросит о причинах? Что он ответит? Он ведь уже признался Мехмеду, как рад снова видеть своего бывшего янычарского защитника.

Нужно успокоиться. Мехмед – его друг. Его дорогой друг, единственный. Возможно, у Лазаря никогда не было такого друга, как Мехмед. Возможно, он не понимал, что чувствует Раду. Было очень глупо со стороны Лазаря предположить, что есть что-то неправильное, что-то опасное в том, чтобы любить Мехмеда больше всех на свете. Мехмед был наследником престола! Всем следовало его любить.

Мехмед привнес в его жизнь спокойствие и надежду, помог вскормить божье семя, зароненное добротой Кумала в тот момент, когда Раду столь отчаянно в этом нуждался. Конечно, Раду ценил Мехмеда больше всех остальных. Он даже любил его больше, чем Ладу, что наполняло его чувством вины. Но Лада позволяла причинять ему боль по ее вине – давно, во времена их первого османского наставника. Раду никак не мог забыть, как она сидела, откинувшись на спинку стула, с бесстрастным выражением лица, когда его били за то, что она отказывалась отвечать. Мехмед такого бы не допустил.

Его любовь к Мехмеду была осмысленной.

Почему тогда взгляд Лазаря до сих пор заставляет его чувствовать, что с ним что-то не так?

Его отвлек звук шагов, громко скрипящих на засыпанной гравием тропинке. Хорошо укрытый в своем убежище, он стал смотреть сквозь завесу листвы. Лада металась из стороны в сторону, поворачивала то туда, то сюда, как будто ее тело было вовлечено в спор, и ни одной из сторон никак не удавалось одержать верх. Спустя несколько минут яростных колебаний, в течение которых было безжалостно обезглавлено целая клумба цветов, Лада резко остановилась. Но не так, как делала это всегда, чтобы замереть и понаблюдать. На этот раз она, остановившись, стала задумчивой и безмятежной. Ее рука, обычно такая напряженная, мягко и плавно коснулась ее губ. Лада с наслаждением закрыла глаза.