Кирстен Уайт - Моя душа темнеет

– То есть… как меня учили во время тренировок.

– Тренировок?

– Я – яны… – она осеклась, так же шокированная тем, что собиралась произнести, как и все присутствующие. Все тренировки этого мира не сделают из нее янычара. Она никак не смогла бы объяснить, зачем убила мужчину.

– Вы не янычар. Кто вы?

Лада взглянула на Мурада с холодной яростью и дрожащим голосом произнесла:

– Вы не помните?

Раду тяжело прислонился к стене и рассмеялся беззвучным, горьким смехом. Человек, укравший их, человек, в страхе перед которым они прожили все эти годы, человек, разрушивший их жизни, их даже не помнил . Вот и стало ясно, благодаря чему им удалось выжить: не благодаря Мехмеду, не благодаря милости Божьей, а благодаря оплошности человека, у которого было слишком много других дел, чтобы за ними следить.

– Я знаю, кто она такая. – Толпа расступилась, пропуская Халил-пашу. Он осмотрелся, и Раду понял, кого он искал. Он отступил назад, и Лазарь встал перед ним, заслонив его от взгляда Халил-паши. – Это Ладислава Драгвлия, дочь Влада, коварного воеводы Валахии. Предателя и нарушителя закона. Разве условия его княжения не подразумевали преданность вам? В обмен на жизни его детей?

Мехмед выступил вперед.

– Сейчас речь не об этом! Мы говорим о покушении на мою…

Халил-паша пренебрежительно махнул рукой и продолжил:

– Сколько раз к настоящему времени Валахия шла против наших интересов? Может быть, нам стоит воспользоваться этой возможностью и напомнить Владу о последствиях его неверности?

Холодное озарение опустилось на Раду как первый осенний иней. Халил-паша не хотел, чтобы инцидент в саду продолжили расследовать. Он отвлекал Мурада, вынеся на обсуждения более глобальную тему – тему предательства их отца. Он стремился устранить девочку, которая уже дважды успела ему помешать, предотвратив то, что, по мнению Раду, было попытками Халил-паши не допустить восхождения Мехмеда на трон.

Сегодня ночью Лада умрет.

Мурад изучающе смотрел на нее, и в его памяти снова всплыла битва на Косовом поле. Теперь, несомненно, это воспоминание было наполнено валашскими солдатами, которые бросили ему вызов – и вот перед ним стояла Лада, представлявшая всю страну.

Раду шагнул к двери. У него были подарки от Мехмеда и от других людей, вещи, которые можно было продать. У него был конь и одежда для странствий. Он мог незаметно выскользнуть в ночь и исчезнуть. Он посмотрел на Мехмеда, который смотрел на Ладу.

Только на Ладу.

Невыносимая горечь, такая тяжелая, что он ощутил ее вкус, накрыла Раду волной, и он повернулся, чтобы уйти. Но, уходя, взглянул на Ладу. И увидел в ней не девушку, которую выбрал Мехмед, и не девушку, которая каждый раз отказывалась быть для него утешением и опорой. Он увидел на ее лице то же выражение, какое было у нее много лет назад, когда она выползла на лед, чтобы его спасти. Тогда он решил, что это была ярость. Теперь он понял, что это – ужас и неповиновение перед лицом собственного всепоглощающего страха.

Он повесил голову. Назло смерти она вышла ради него на лед. И он знал, что она без промедления сделает это снова.

– Как я мог о тебе забыть? – спросил Мурад у Лады тоном, балансирующим между злобой и весельем.

Раду выступил вперед, стряхнув с себя руку Лазаря, и рассмеялся, будто все это было лишь забавной дружеской игрой. Он сделал это как раз вовремя: все обернулись, посмотрели на него и не услышали, как зарычала Лада, из последних сил сдерживая смертоносную злобу.

Раду лучезарно улыбнулся и поклонился.

– Мой султан, жемчужина Анатолии, сосуд власти, избранный и любимый Богом, это такая честь! Заверяю вас, мы о вас никогда не забывали. – Он выпрямился, и великодушная улыбка осветила его лицо. – Простите мне мою наглость, но я перенял у янычар традицию считать вас отцом. И много лет ждал возможности вас поблагодарить.

Брови Мурада поднялись и спрятались под тюрбан.

– Поблагодарить меня?

– За то, что вы спасли нас. Дали нам образование, вывели из тьмы и – самое главное – привели нас к Господу.

– О чем ты говоришь? – выпалил Халил-паша.

– Несколько лет назад мы с сестрой перешли в ислам. В моей жизни эта религия стала величайшим источником света и радости. Без щедрости нашего отца, султана, я бы так и остался в тени. Разумеется, я говорю за нас обоих.

Лицо Лады побагровело от ярости. Раду улыбнулся ей и незаметно подмигнул. Если она сейчас все испортит, они оба погибнут.

Мурад повернулся к Ладе, и на протяжении одного жуткого мгновения она стояла молча и неподвижно. Затем, напрягая каждый мускул, утвердительно кивнула.

– Но что с их отцом? – Голос Хахил-паши напоминал голос капризного ребенка, готового впасть в истерику.

Раду улыбнулся.

– Вы не общались с ним с тех пор, как три года назад он совершил предательство?

Мурад покачал головой, все еще с настороженным выражением лица.

На этот раз Раду рассмеялся так громко, что его смех разлился по всему залу, демонстрируя всем присутствующим его радость.

– Значит, все это время он считал, что мы уже умерли! Какое подходящее наказание для столь коварного неверного! Надеюсь, каждый его день был агонией, а каждая ночь – мучением. Может быть, теперь вы сообщите ему, что мы живы, счастливы и хорошо устроены у нас дома? Представьте, как заноет его сердце. Сообщите ему о нашем обращении в ислам – и вы убьете его одним махом. – Раду радостно хлопнул в ладоши. – Простите. Я перегнул палку. Конечно, это ваше дело, Ваше Великолепие, как обращаться с этим мужчиной. Просто я так благодарен судьбе, что получил возможность поблагодарить вас лично за все, что вы нам дали. Моя жизнь наполнена вашей милостью и щедростью. – Он поклонился, на этот раз еще ниже, и с благоговением поднял глаза.

Мурад улыбался. Мехмед перехватил взгляд Раду, и Раду прочел в нем облегчение и благодарность. Смотреть на Ладу Раду не решался, боясь снова привлечь к ней всеобщее внимание. Это было его показательное выступление, и все должны были смотреть только на него.

Разыгрывать это представление было легко, ведь, несмотря на ненависть к Мураду, он считал эту страну своим домом. И он действительно обратился в ислам, свидетелем чему был мулла Гюрани. Благодаря исламу он приобрел дом, место, которому мог принадлежать, и мир – в тот момент, когда ничто не могло его дать.

Ну, почти ничто. Он отвел взгляд от Мехмеда. У него все еще оставался Бог.

Мурад задумчиво улыбнулся.

– Тебя я больше не забуду.

– Это самая великая честь из всех, что можно себе представить – остаться в вашей памяти навсегда, – Раду поклонился снова. Мурад прошествовал мимо него, прикоснулся ладонью к его голове и вышел из комнаты. Раду выпрямился и встретил хитрый взгляд Халил-паши.