Кирстен Уайт - Моя душа темнеет

– Может показаться, – сказал Халил-паша, так тихо, что его слышал только Раду, – что султан совершенно забыл о том, что твоя сестра убила на вечеринке гостя.

Раду понимающе улыбнулся, как будто он и Халил-паша тревожились об одном и том же. Он знал о Халил-паше лишь немногое, но это он собирался использовать в своей игре без остатка.

– Возможно, это и к лучшему, что никто не собирается глубже вникать в произошедшее.

Голос Халил-паши стал настороженным:

– Что ты имеешь в виду?

– Это – свадьба. Это праздник. Нужно как можно скорее миновать этот инцидент, помолиться о душе несчастного мужчины и жить в ожидании того дня, когда Мехмед снова вернется в провинцию, далекую и забытую.

С ворчанием, похожим на согласие, Халил-паша вышел из зала. За ним последовали остальные присутствующие, которые уже поняли, что дальше не произойдет ничего интересного. Если кого-то из них и беспокоило отсутствие наказания за убийство человека, никто в этом не признался.

Лада окликнула Раду. Она стояла, наморщив лоб и вытянув к нему руки. Мехмед смотрел на Раду, ожидая, что он подойдет к ним обсудить случившееся.

Раду развернулся и вышел.

Лада со вздохом облегчения надела сапоги. Их пребыванию здесь не было конца. После своего проступка на прошлой неделе она старалась не высовываться. Мехмеда постоянно окружала стража. Возможно, Мурад все же не забыл, что кто-то пытался его убить.

Если на самом деле так и было.

Лада была уверена, что видела блеск оружия, но гостя никто не опознал, а список приглашенных оказался сумбурным. Отчасти из-за этого расследование прекратилось. Все понимали, что об убитом никто не спросит. Его не должно было быть на празднике, и никто не собирался выяснять, по какой причине он там все же присутствовал.

Но факт был в том, что Лада убила его прежде, чем успела убедиться, что он преследует Мехмеда.

Она нахмурилась, затягивая пояс на тунике. Если мужчина был невиновен, она сожалела об убийстве, но не сомневалась, что поступит так же снова.

Оставив часть вещей слугам, чтобы они их упаковали, она пересекла коридор и подошла к комнате Раду. В отличие от нее он был у всех на виду и внезапно стал еще большим любимчиком двора. За всю неделю Лада так и не смогла с ним поговорить. Он больше не проводил время в компании со вторыми сыновьями и мелкими придворными сошками. Прошлым вечером на празднике он был рядом с Мурадом, с гордостью выступая в роли давно пропавшего сына. Лада в это время стояла в углу, а Мехмед сидел в изгнании в своей шелковой тюрьме с увядающей Ситти-хатун.

Лада постучала в дверь, и Раду ее открыл, все еще в ночной одежде.

– Поторопись! Мы уезжаем через час. Обратно в Амасью. Наконец-то! – Она решительно прошла мимо него и села на смятую постель. – Я буду так счастлива, когда этот кошмар закончится.

Во взгляде Раду сквозило напряжение и энергия, к которым она не привыкла. Обычно он улыбался или говорил что-то веселое, пытаясь развеять ее дурное настроение. Теперь же смотрел выжидающе и не по-доброму.

Лада нахмурилась и заерзала на кровати.

– Это ты меня избегаешь. Я собиралась тебя поблагодарить. Ты так здорово все провернул с Мурадом. Но как ты осмелился сказать, что я обратилась в ислам? Мне хотелось тебя убить! – Это все, что она смогла из себя выжать, хотя отлично понимала, что без блестящего вмешательства Раду была бы уже мертва. Она могла бы найти в себе немного благодарности, но вместо этого чувствовала раздражение, злость и даже ревность. Среди этих людей Раду чувствовал себя в своей стихии, а Лада была от своей стихии далека, как никогда.

Выражение лица Раду не изменилось. Лада встала и вскинула руки.

– Ну чего ты хочешь?

– Я знаю, – сказал он.

– Что ты знаешь?

– О тебе и Мехмеде. – Он произнес имя Мехмеда так, как произносил его всегда – как молитву. Но на этот раз в его голосе звучало отчаяние и страсть. Лада повернула голову, взяла свечу из подсвечника и стала играть с огнем.

– Что, по-твоему, ты знаешь?

– Ты его не заслуживаешь.

Прихлопнув свечу, Лада выпалила:

– А что если это он меня не заслуживает? Ничего этого я не просила! Как ты можешь осуждать меня за то, что я обрела хоть какое-то счастье в… – Она замолчала, вглядываясь в лицо брата. Оно было открытым и простым, как звезды на ясном ночном небе. Возможно, оно было таким всегда. Она села на кровать. Весь огонь и все желание бороться оставили ее.

Она слышала подобные слухи. Шутки и похабные истории Николае и янычар о мужчинах, которые любили других мужчин, как женщин. Ладе это всегда казалось бессмысленным, но она никогда никого не любила так, как, она знала, ее брат любил Мехмеда.

Всегда любил.

Чувство беспомощности и одиночества, не покидавшие ее с тех пор, как ее забрали из Валахии, внезапно пронзили сердце как кинжал. Каково это было – хотеть кого -то так сильно, как она хотела чего -то, и знать, что этот кто-то никогда не захочет тебя?

– Мне очень жаль, – сказала она, не шевелясь и не показывая никаких эмоций, потому что не знала, как говорить о том, что только что поняла.

Мучения Раду были настолько осязаемы, что душили ее даже из другого конца комнаты.

– Ты его не любишь.

Лада покачала головой. Она не знала, что у нее было с Мехмедом, но знала, что это спасает ее от отчаяния. Она от этого не откажется.

– Он мне не безразличен.

– Тебе не безразлично то, что ты чувствуешь благодаря ему. Ты не можешь его любить.

Поглощенный своими чувствами, Раду задрожал и сжал кулаки. Эта любовь приносила одну боль. И Лада, возможно, снова собиралась сделать ему больно. Это будет не в первый раз, когда она позволяла его бить, якобы защищая его.

Она заговорила, и каждое ее слово хлестало по сердцу Раду, как плеть. Она говорила правду, горькую правду.

– Он никогда тебя не полюбит. Никогда не будет смотреть на тебя так, как смотрит на меня. Этого ты точно не получишь, Раду.

Они застыли на месте и смотрели друг на друга в упор. Наконец, Раду сполз на пол, подтянул длинные ноги к груди и закрыл лицо руками.

– У тебя нет такой любви, какую ты могла бы ему дать, а у меня нет такой любви, какую он мог бы принять. И что нам теперь делать?

Лада наклонилась вперед и вытянула ладонь. Потом сжала ее в кулак. Она не могла его утешить, не могла ему помочь. Ему придется стать сильнее. Это был единственный выход.

– Вставай. Хватит себя жалеть. Мы уезжаем, и там все станет, как прежде.

– Мы никогда не сможем вернуться. – Раду поднял на нее пустые глаза, и эта истина прозвенела в ее голове, как звонок. Он был прав. Не было возврата от чувств Раду, не было возврата от того, чему Лада позволила свершиться между нею и Мехмедом. Возможно, это было ошибкой.