Андрей Уланов - Оружейник

С другой стороны, предохранитель на затворе этой модели вызывал у меня неприязнь на органическом уровне. Творение Джона Мозеса Браунинга, это эстетически законченный шедевр, лезть в него грязными шаловливыми ручонками совершенно не…

— Леви, назад в машину!

Ушлый сын еврейского народа хоть и не принял участие в перестрелке — банально потому, что был зажат в центре заднего сиденья — сейчас выбрался из автомобиля и вознамерился заняться своим вторым, после стрельбы, любимым делом. Причем начал ворочать первым застреленного у машины, не обращая внимания, что у того снесло макушку, разбрызгав содержимое черепа до края моста.

Услышав мой окрик, он подчинился, но с таким обиженным видом, словно у него леденец отобрали. Пришлось кое-что пояснить…

— Не тот случай, рядовой Минц… — сев за руль, я сдал немного назад, чтобы объехать убитого лейтенанта. Место хватало, но впритык. Ладно еще, за все это время других авто не объявилось и просто не прибежал никто. Хотя может просто и не обратили внимание, на железной дороге даже ночью разных громких звуков хватает.

— …сбор трофеев дело святое, но не в этот раз. Ибо нас тут не было настолько категорически, что дальше просто не бывает. Verstehst du mich?![8]

Сам не знаю, чего я перешел на немецкий… привык, наверное, что команды звучат именно на нём. Впрочем, Леви меня прекрасно понял. Даже ответить что — то попытался на "местечковым немецком", но мне уже было не до него — мы въехали в жилой район и теперь надо было как можно быстрее сориентироваться. С нашим "везением" хватило бы и на второй патруль нарваться, а то и чего похуже.

***

— Вставай, лежебока!

— А?!

На самом деле я уже проснулся, но, как это иногда бывает — не до конца. Зыбкое пограничное состояние между сном и явью, когда вроде бы и открыл глаза, но стоит опустить голову на подушку, сразу провалишься обратно в забытье. Плюс к тому Тереса вчера уснула почти мгновенно, а я какое-то время промаялся без сна — комната над нами досталась Их Сиятельству, точнее Князю с Женевьевой и эти голубки… ладно бы просто любили друг друга, так они взялись ругаться, причем на русском, то повышая голос, то переходя на шёпот. В обычном состоянии мне на их сложные личные отношения было глубоко начхать, но как раз этой ночью взбудораженный мозг все пытался сложить отдельные долетавшие сквозь потолок слова в нечто разумное, а в результате я никак не мог нормально заснуть…

— Сколько время, женщина?!

— Твои часы на подоконнике, посмотри сам, — фыркнула Тереса. — А я пройдусь до базарчика, мимо которого вчера днем проезжали. На кухне пусто, в шкафчике… как ты говорил? мышь с голоду убилась?!

— Повесилась. А может сначала… — я попытался схватить её за руку, но девушка, хохоча, легко уклонилась и выскользнула за дверь, показав мне язык напоследок.

— Ладно-ладно…

Вставать уже действительно было нужно — хоть и не хотелось. На дворе уже не утро, а день в разгаре, судя по лучам солнца, наискось перечеркнувшим комнату. Эдакие величественные пизанские башни, наполненные тучей золотистых искорок. Пожалуй, пыль — это единственное, чего в этом доме имелось в избытке. А, еще картины на стенах, но вряд ли эта потемневшая от времени мазня представляла собой хоть какую-то ценность, иначе давно бы сняли, да продали.

К этому без пяти минут памятнику архитектуры как нельзя лучше подходила фраза: "осколок былого величия". Когда-то — по моим прикидкам, где-то в первой четвертиXIX века — он строился как загородный особняк аристократа или просто разбогатевшего на торговле с колониями купца. Но с тех пор строение явно сменило не одного владельца. Причем денег у них было все меньше и меньше, соответственно и дом ветшал, хирел и превращался в привидение самого себя. Где-то лет пять назад, после очередной смены хозяина, его на скорую руку подлатали, но это было подрумянивание усопшего, а не полноценная реанимация. Зимой я бы здесь остановиться не рискнул, даже в местном относительно теплом климате сырость и сквозняки мигом заставят соплями увешаться. Но пока даже ночью не было настолько холодно, чтобы одеяло не спасло. А вот заросший участок, каретный сарай с грудой ржавых железяк и вообще тот факт, что домик находился "на отшибе", в нынешних обстоятельствах меня более чем устраивал. Вода, правда, лишь в колодце, а как её греть, совсем не понятно. Но электричество имеется, значит, что-нибудь сообразим…

Одежда была сложена, вернее, брошена кучей на стул в углу. Только пиджак отчего-то валялся на полу. Подняв, я отряхнул его, аккуратно повесил на спинку стула, а поверх пристроил рубашку. Заглянул в зеркало справа от окна… м-да, лучше бы не смотрел. Новые белые "оксфорды" видны не были, легкие хлопковые брюки тоже — в пыльном стекле маячило нечто сонно-мятое, с подтяжками поверх грязной майки. Да уж, Ковбой после недельного запоя иной раз посвежее выглядел. Ладно хоть в парикмахерской был вчера утром, так что теперь наличествовала лишь легкая благородная небритость, а не кабанья щетина.

Впрочем, если подумать, тут все свои, вид подтяжек никого не шокирует.

Все же я честно попытался вспомнить, где последний раз видел трофейный несессер. Мои собственные мыльно-рыльные принадлежности остались в партизанском лагере, но в самолете нашелся вполне приличный набор, даже бритва не хуже золингеновской. Надо будет у Князя спросить…

По крайней мере, сигареты и зажигалку искать не пришлось, они лежали на подоконнике вместе с часами. Я попытался распахнуть окно, но проиграл сражение намертво приржавевшему шпингалету и решил выйти на веранду. Похоже, кто-то из наших предшественников любил проводить время именно здесь — плетеное из лозы кресло-качалка и столик были явно новее прочей мебели. Даже когда я сел, скрипа почти не было…

— Наслаждаешься идиллией?

Князь выглядел на удивление бодро, словно их с Женевьевой вчерашний заполночный спор мне приснился. Пока я придумывал достойный ответ, он уже выпрыгнул на лужайку перед особняком и принялся махать руками, нагибаться и совершать прочие гимнастические телодвижения. А ведь раньше Их Сиятельство в особой приверженности утренней зарядке и вообще раннему подъему не замечался. Вот в кабаке до утра погудеть, это бывало. Удивительные все же вещи иногда делает с мужчиной женщина. Почти как пуля.

Мне же хотелось делать именно то, что сейчас — ровно ничего. После череды дней безумной гонки, когда и оглянуться некогда: лай собак совсем близко, их жаркое дыханье волосками на заднице чувствуешь и сам рвешь жилы из последних сил и дальше… этот старый дом на меня подействовал как тростниковая патока на пчелу. Отличное место, чтобы затаиться, залечь на дно, переждать всяческую суету и беготню, а затем спокойно, не торопясь, выстроить путь отхода. Кое-какие идеи на этот счет у меня были, да и Тереса собиралась выйти на местных товарищей… что-то да выстрелит. Но ближайшие дня три, а лучше четыре-пять мы здесь встанем на мертвый якорь. Отсыпаться, отъедаться и так далее. Нервы, опять же привести в порядок, чтобы не было как вчера с Женевьевой…