Татьяна Иванько - Байкал. Книга 4

– Вот это да… Сколько они строили её? – спросила Аяя.

Я пожал плечами. Я не знаю, когда они начали это безумное строительство, когда я сам впервые побывал здесь, работа была в разгаре, а это было… сколько лет? Кто теперь вспомнит?..

– Может, за звёздами наблюдать будут, как думаешь? А что? Там облаков-то над ними нет, небось… – продолжила Аяя, но я заметил, что около нас прислушиваются и, памятуя, чем кончились в прошлый раз разговоры об этой проклятой башне, потянул её уйти.

Аяя качнулась, опираясь на меня.

– Ох, голова-то… закружилась, – проговорила она, повисая на моей руке.

– Идём, сядем где-нибудь, – сказал я, обняв её за талию. Талия её всё ещё остаётся тонкой, но животик уже стал проступать, когда она обнажена, в одежде пока не заметно ничего.

Мы сели на груде камней, ещё не убранных здесь, хотя площадь вокруг башни уже начали постепенно расчищать. Скоро порядок наведут, и тогда… что будет тогда? Я не мог этого представить. Вот башня, уже готовая, а я по-прежнему не могу представить, как это будет, когда всё будет здесь полностью окончено. Странно…

– Ну как ты? – спросил я Аяю, она приклонила голову к моему плечу и даже прикрыла глаза.

– Пошли домой, а? – сказала Аяя. – Что-то я сегодня… не очень… И вообще, возле башни энтой, как-то… не по себе мне…

Надо же, как и мне, хотя она ничего не знает о моих злоключениях здесь…

По дороге Аяя немного развеялась, бледность сошла с её щёк, мы постояли на мосту, глядя Евфрат, быстро несущий свои «сладкие» воды к югу, в морские пределы.

– Орсег отсюда к тебе приплывал? – спросил я.

– Да, – кивнула Аяя. – Позабыл уж, поди, давно не появлялся. Эрик говорит, это потому что он знает теперь, что жениться ему на мне нельзя.

– Я не могу жениться, а он мог бы, не жалеешь, что меня выбрала, а не его?

– Ничего я не выбирала, Арюшка, – сказала она так, что мои ревнивые червячки тут же все сдохли и испарились. – Просто… люблю тебя, да и всё. Как будто… как будто вот только, так и могло быть. Не пойму про то ничего, когда и как ты мне в сердце проник, почему, но… Странно, нет?

Она повернулась ко мне, переставая смотреть на воду.

– Может и странно… – сказал я. – Я и сам так люблю тебя так сильно и так долго, что… не знаю, будто меня нет за пределами этой любви.

Аяя улыбнулась и протянула мне руку, а потом и вся прижалась ко мне, обнимая:

– Хорошо, а? как хорошо это, правда?

Мимо прогромыхала повозка, и нам пришлось посторониться, прижавшись к ограде моста, пропуская её. Дома Аяя всё же сразу ушла в спальню и легла на кровать. И совсем скоро позвала меня.

– Арюшка…

– Что ты? Тебе плохо? – обеспокоился я.

– Нет, – сказала она, улыбаясь, и протянула руку мне. – Иди сюда?..

Я улыбнулся, прежняя Аяя никогда не звала меня так, хотя я знаю, что любила, но, может быть не так, как теперь?.. Теперь Аяя не стыдилась сама притягивать меня к себе, желая, когда хотела поцеловать, и ни разу ещё я не увидел и не почувствовал, что она не хочет меня или ей досаждает моё вожделение, ни разу. Сколько месяцев прошло с того дня, как мы соединились снова?.. почти пять? Четыре с половиной?..

И губы её слаще с каждым днём, и руки горячее… День меж тем догорел, уступая место душной ночи, но мы не замечали этого, как не замечали наступления утра, ничего, кроме друг друга. Звёзды заглядывали в окна, влетали ночные ветерки, мотыльки, повертеться у светильников, и стрекот цикад, равномерный и неумолчный.

– Дай руку, Арюшка, – сказала Аяя, и взяла меня за руку.

Я протянул её сам к её груди, но она стянула мою ладонь со своего немного потемневшего соска.

– Погоди… погоди, сейчас… покажу кое-что…

Она повернулась на спину и положила мою руку себе под пупок над лоном, на уже хорошо заметную выпуклость.

– Подержи руку… он… он шевелится, ты… ты почувствуешь, – шепотом произнесла она, словно опасалась вспугнуть его, маленького и пока невидимого. – Вот!.. Вот! Чувствуешь?!

Я не мог сказать, что не чувствую, потому что я не был уверен, что ничего такого не почувствовал, но и сказать точно, что это был некий толчок, я тоже не могу. Однако, видя её сияющее лицо, я не мог сказать, что не почувствовал.

– Здорово, правда, Огнюшка? Значит и правда там ребёночек у меня…

Я засмеялся:

– Ты до сих пор сомневалась? – сказал я, обнимая её, совершенно обнажённую, с завившимися от пота волосами.

– Да… нет, но… это так… удивительно, ведь, правда? Так удивительно… Эрик сказал, мальчик.

Я приподнялся, глядя на неё.

– Эрик? Ты и ему давала потрогать? – спросил я, пугаясь. Она ведь в его доме, что тут происходит, пока меня нет?.. мне стало страшно…

– Да нет, – легко сказала Аяя. – Что ему трогать, он и так видит. Чего другого не замечает, а такие вещи видит, словно сквозь глядит.

– Чего другого, это чего? – заинтересовался я.

– Да… какая разница? Не хочу я говорить, ты ему скажешь, получится, что я изветничаю, нехорошо.

– Ты о Зигалит что-то знаешь? – я сел.

– Ничего я не знаю! – Аяя тоже села. – Ничего не знаю, а показалось… Но… Огник, я… она недолюбливает меня, я не люблю её, так что, чего и нет увижу. Так ты не пытай, нет, ничего я не знаю. И Эрику ничего не говори, они…

– Тебе кажется, они счастливы? – спросил я.

– Откуда мне такое знать, Огнь? Ежли Эрик женат на ней, стало быть, выбрал и любит её, а нам какое дело? Если она что-то дурное станет обо мне говорить, ты поверишь? Вот и он не должен верить ни в какие мои вымыслы. Противная она, вот и всё…

– Думаешь, она неверна ему? У неё другой, по-твоему? – не отступал я.

– Да ты что?! – ахнула Аяя. – Разве можно так думать?! Страсть какая… не знаю я такого, просто она его… но она, наверное, вообще никого не любит. Он такой славный, добрый, а она… он и с ней добрый, ласковый, а она только, когда он глядит, улыбается, а стоит ему отвернуться, у неё стразу другое делается лицо, словно она маску снимает.

– Почему ты ему не скажешь?

– Что ты!.. И ты не говори! – испугалась Аяя. – Нехорошо промеж мужа и жены мешаться, они всё одно поладят, а мы врагами станем, не надо, Огник!

– Ну ладно, как прикажешь, – согласился я.

Эрик и сам всё преотлично чувствует и понимает, не раз мне говорил, мешаться и верно, не след, сами разберутся. Сейчас меня интересовало совсем другое.

– Яй, почему ты стала называть меня Огнем? – спросил я, вглядываясь в неё. Мне хотелось увидеть, как она ответит, что будет у неё на лице при этом. Это очень важно, почему она вспомнила моё прежнее имя, о котором ей никто не говорил.

Аяя пожала плечами и улыбнулась.

– А я не знаю. Мне только кажется, тебе это имя подходит, Огонёчек. А тебе не по нраву? Так не стану звать…

Я улыбнулся:

– Нет-нет! Зови. По нраву. Ещё как по нраву!