Брендон Сандерсон - Видящая звёзды

– Правда?

– Правда, – ответила я и, чуть помедлив, шагнула за порог. Я не собиралась приглашать его в дом – уж точно не в разгар работы над секретным проектом. – Ты хочешь поговорить? Давай пройдемся. Ты же из этого города, да?

– Да. – Он заметно расслабился. – Оба моих родителя жили здесь всю жизнь. Тут неподалеку есть замечательный водный парк! Пойдем, я тебе покажу!

Я заперла дверь, потом отстучала на браслете сообщение М-Боту, используя код полета ССН: «Пошла пройтись. Все в порядке. Скоро буду».

Моррьюмар снова растянул губы в спокойную линию, и я вдруг заметила, что правая половина его лица краснее, чем несколько дней назад. Уж не значило ли это, что близилось время его рождения? Хотя допустимо ли здесь вообще слово «рождение»?

Он поманил меня изящным взмахом ладони, опущенной вниз; этот дионейский жест заметно отличался от оклика или взмаха руки, которые в этом случае использовал бы человек с Россыпи. Я зашагала вместе с ним по тротуару, влившись в поток самых разных существ, уже шедших по улицам. От их постоянного присутствия я чувствовала себя пойманной в ловушку.

То же самое чувство порой посещало меня в Огненной. Отчасти еще и поэтому я убегала исследовать другие пещеры. Я всегда терпеть не могла, когда вокруг много народу, не любила идти в толпе. Моррьюмар же, казалось, ее почти не замечал. Он шел рядом, сцепив руки за спиной, словно изо всех сил старался стать незаметнее. Никто из прохожих не обращал ни малейшего внимания на наши летные костюмы. У нас на Россыпи пилотов сразу замечали и уступали им дорогу. Здесь же мы были всего лишь еще двумя странными лицами среди моря странностей.

– Это хорошо, – сказал мне Моррьюмар. – Так делают друзья – гуляют вместе.

– Ты говоришь так, словно это новый для тебя опыт.

– Так и есть. Два месяца жизни – не так уж много, и… ну, честно говоря, процесс установления отношений мне кажется нелегким. Мой правый родитель хорошо умеет заводить друзей и общаться, но нынешняя версия меня, похоже, не унаследовала этого качества.

– Скад, – не выдержала я. – Скажу тебе откровенно, Моррьюмар, у меня от всего этого мозг вскипает. Ты помнишь часть того, что знают твои родители, но не все?

– Да, – ответил Моррьюмар. – И младенец, которым я стану, тоже будет это помнить: смесь обоих родителей, с множеством промежутков, которые я заполню собственным опытом. Конечно, эта смесь может меняться. Все зависит от того, сколько раз мы окукливаемся.

– Ты так просто об этом говоришь. А мне не нравится идея общества, которое изменяет кого-то до рождения.

– Это не общество. Это мои родители. Они просто хотят найти для меня личность, которая будет иметь наибольшие шансы преуспеть.

– Но если они решат предпринять еще одну попытку, вместо того чтобы остановиться на тебе, ты же все равно что умрешь.

– На самом деле нет, – сказал Моррьюмар, вскинув голову. – А даже если и так, меня невозможно по-настоящему убить – я ведь гипотетическая личность, а не окончательная. – Он сморщил губы – так дионейцы выражали беспокойство. – Я хочу родиться. И думаю, что смогу стать отличным пилотом, а ведь нам нужны пилоты, судя по этой программе, правда же? Значит, нет ничего ужасного в том, если родится дионеец, которому нравится сражаться?

– Похоже, именно это твоему народу и нужно. – Я обошла некое текучее создание, похожее на живую кучу грязи с двумя огромными глазищами. – Слушай, в этом-то и проблема. Если общество считает неагрессивность самой главной добродетелью, то в нем будут появляться на свет только такие дети, и они, в свою очередь, унаследуют такой же образ мыслей. Поэтому там никогда не родится кто-либо, не соответствующий принятым стандартам.

– Я… – Моррьюмар опустил глаза. – Я слышал, как вы с Хешо вчера разговаривали. На «Весах и мерах», когда мы летели домой.

Сначала я подумала, что он слышал разговор о гипердвигателях, и на секунду запаниковала, но потом вспомнила, как до этого мы с Хешо обсуждали Верховенство и дионейцев. Их элитарность, снобизм, их уверенность в превосходстве над «меньшими» расами.

– Я знаю, тебе не нравится Верховенство, – сказал Моррьюмар. – Тебе неприятно иметь с нами дело, и ты считаешь нас вынужденным злом. Но я хочу, чтобы ты знала: Верховенство – замечательное место. Возможно, мы слишком заносчивы, слишком упрямы и не хотим замечать то, что нам дают другие расы. Но эта станция и десятки ей подобных уже сотни лет живут в мире. Верховенство дало моим родителям хорошую жизнь, как и миллионам другим. Контролируя гипердвигатели, мы предотвращаем множество страданий. Со времен людских войн не было никаких крупных конфликтов. Если какие-либо расы становятся опасными, мы просто предоставляем их самим себе. Это не так уж плохо. Мы не обязаны давать им нашу технологию, особенно если они не собираются быть мирными.

Моррьюмар провел меня по нескольким улицам, мимо множества магазинов и зданий с надписями, которые я не могла прочитать. Я старалась не слишком удивляться и не выглядеть так, словно глазею на каждое из встреченных нами странных существ. Но получалось плохо. Какие тайны они прятали за этими лицами, которые старались – чересчур усердно – казаться милыми и приятными?

– А как насчет тех, кто выражает недовольство или попросту не вписывается в ваше общество? – спросила я. – Как поступают с ними? Взять хотя бы тех, кто протестовал перед доками – куда они делись?

– Судьба многих смутьянов – изгнание, – сказал Моррьюмар. – Но с другой стороны, должны ли мы предоставлять право жить на наших станциях всем? Почему ты не можешь сосредоточиться на тех, кому мы помогаем, а не упираться в тех немногих, кто не может вписаться в общество?

Те, кто не вписывался, казались мне более значимыми, ведь именно они реально демонстрировали, что представляет собой жизнь в Верховенстве. Кроме того, я продолжала повторять себе самое главное: этот народ угнетал и пытался уничтожить мой. Я не знала всю историю целиком, но, судя по рассказам Бабули, мои прямые предки с «Непокорного» не участвовали в главной войне. Их осудили лишь за то, что они люди, и преследовали, пока они не потерпели крушение на Россыпи.

Брейд не начинала никакой войны, но Верховенство обращалось с ней как с пещерным слизнем. Как-то трудно думать про «добро», которое делает правительство, когда видишь такие вопиющие исключения.

Мы пошли дальше, и я все время старалась держать руки по швам, потому что стоило мне с кем-то столкнуться, как они тут же принимались извиняться. Вся эта притворная учтивость, скрывающая их губительную сущность. Вся эта чуждость. Даже Моррьюмар не стал исключением. Он был словно гусеница в коконе из двух существ, сросшихся воедино. И теперь два этих существа изображали нечто третье.