Кристофер Руоккио - Ревущая Тьма [litres]

Ядерный взрыв. И кое-что похуже.

Антиматериальное оружие.

Я видел этот чистый свет всего лишь раз, когда Эмиль Борделон с адмиралом Вентом воспользовались таким оружием против нас на Фаросе. Оно было ярче, чем врата рая, и страшнее адской бездны. На этот раз горел корабль сьельсинов. Свет, что сиял ярче всего, что мне доводилось видеть, за одним исключением, проел ледяную шапку «Бахали имнал Акура» с агрессивностью опасной болезни, вызывающей разложение плоти, прошел, как клинок из высшей материи сквозь масло. Материя и антиматерия поглощали друг друга, как змей уроборос – собственный хвост, не оставляя после себя ничего, кроме гигантских дыр и вспышек водородных бомб, достаточно мощных, чтобы вскипятить целые океаны.

Сьельсинский корабль размером с луну был разрушен.

Все это пронеслось перед моими глазами за меньшее время, чем понадобилось, чтобы об этом написать. Считаные секунды. Две, не больше. Кто-то позади меня выругался, я услышал, как шаркают ноги. Второй залп не заставил себя ждать; свет вспыхнул вновь, а за мгновение до вспышки я успел увидеть растущие ядерные грибы в сотнях тысяч миль от себя и подумал: «Как красиво!»

Говорят, что первый в истории взрыв ядерной бомбы почтила своим присутствием сама смерть, что она улыбнулась безгубым ртом и провозгласила свое могущество – достаточное, чтобы уничтожать не только страны, но и целые планеты. Вызвавшие ее маги скулили, заламывали руки и рыдали, осознав, какое зло совершили, но не остановились – ведь во все времена магов заботил лишь вопрос, смогут ли они сделать что-либо; а о том, следовало ли им это делать, они задумывались, лишь когда было уже слишком поздно. Они продавали души за знания, забывая, что именно душа пробуждает в них тягу к знаниям и наполняет жизнь смыслом.

Должно быть, смерть улыбалась и теперь, ведь она наверняка стояла среди нас, невидимая в пестрой компании ксенобитов, демониаков, ведьм и солдат. И меня, растерянного одинокого дьявола, впервые в жизни ни в чем не повинного.

После третьей вспышки сьельсины с воем попадали на землю, ведь они были созданиями ночи и не любили свет.

– Что, во имя Святой Земли, происходит?! – раздался голос Кроссфлейна, но в суматохе я не увидел офицера, когда оглянулся.

– Кто-то напал на корабль сьельсинов. – Воздух содрогнулся от всепроникающего голоса Кхарна Сагары.

Рабыня слишком перепугалась и где-то спряталась, и сьельсины остались без перевода. Араната со свитой продолжали прижиматься к земле от страха перед светом.

Я заслонил глаза от вспышек, другой рукой прикрывая Валку и чувствуя ее тепло.

– Что вы наделали? – прошептала она.

– Это не я! – беззвучно прошипел я. – Я здесь ни при чем.

Но это не мог быть никто иной, кроме нас. Кроме Империи.

Империя пришла сюда.

– Смайт! – набросился я на рыцаря-трибуна, стоявшую у выхода из павильона в трех шагах позади меня. – В чем дело? Что происходит?

Какой бы реакции я не ожидал, результат оказался разочаровывающим. Обернувшись и взглянув трибуну в глаза, я увидел не старого солдата, не имперского рыцаря, не рыцаря-трибуна Третьей когорты Четыреста тридцать седьмого легиона Центавра. Нет. Нет. За броней и помпезной формой была просто Райне. Ее как будто разом лишили всех постов; она стояла разинув рот – голая, смятенная старая женщина перед потопом. Словно соляной столб.

– Не знаю, – только и смогла произнести она.

– Вы не знаете?! – рявкнул Кхарн Сагара одновременно из собственной глотки и динамиков.

Он двинулся на нее с обнаженной грудью, сбросив с плеч золотую накидку. Слоистая, похожая на бумагу плоть на его груди натянулась, пластины заскользили, имплантаты застонали.

– Вы не знаете?!

Словно из ниоткуда появился Кроссфлейн, бросившись между своей подругой и начальницей и Вечным.

– Сэр, остановитесь! – воскликнул он, поднимая фазовый дисраптор. – Повторяю, остановитесь!

Кхарн зарычал, один из его незаметных глаз-дронов выпустил синий луч, отразившийся от щита Кроссфлейна. Повелитель Воргоссоса с ревом схватил сэра Вильгельма за шейную пластину кирасы и швырнул вниз с холма.

Остановившись в считаных дюймах от Смайт, он прогремел:

– Вы не знаете, что сделали? Не лги мне, человек. Чей же это флот, что только что появился из варпа, если не ваш?

– Что? – невольно вырвалось у Валки.

– Это невозможно, – проговорил я, от удивления и паники отказываясь мыслить логически.

Я услышал крики людей и ксенобитов, увидел, как из-за деревьев выдвигаются СОПы. Имперские легионеры и сьельсинские скахари вместе повернулись к ним.

– Отец, остановись! – Рен бросился вперед, оставив остолбеневшую сестру у дерева, и замер в нескольких шагах от Кхарна и Смайт. – Хватит! Мне страшно!

Вечный обернулся к сыну и, кажется, пришел в себя. Сьельсины, не имея способа защитить глаза от рассеянного света, по-прежнему ползали по земле. Языковой барьер мешал им понять, что происходит. Поза Кхарна переменилась, он собрался и успокоился.

– Что вы наделали? – спросил он натянутым, как струна, голосом.

– Не знаю! – повторила Смайт.

– Имперская армада появляется из варпа и уничтожает сьельсинский корабль-мир, а вы утверждаете, что ничего об этом не знаете?!

Его металлическая, прикрытая бумажной плотью рука схватила Райне за подбородок. Он поднял ее, как и Кроссфлейна, словно она была куклой.

– Не лгите мне, рыцарь-трибун.

– Она говорит правду! – ответил другой голос, холодный и чистый, как нетронутый огнем лед.

Раздался выстрел станнера, и Рен упал, как тряпичная кукла, как марионетка, которой обрезали нити. Из павильона вышел Бассандер Лин, переводя дисраптор из оглушающего режима в боевой.

– Ей ничего не сказали. Таков был план.

Не выпуская Смайт, Кхарн Сагара развернулся к молодому капитану и начал приближаться к нему:

– Что вы…

Он не закончил. Бассандер не дал ему времени. Даже не замедлился. На ходу поднял дисраптор и выстрелил.

Я закричал.

Сузуха завопила.

Райне Смайт свалилась на землю, ее ноги подкосились.

Кхарн Сагара упал на колени. Его волосы дымились от выстрела, механические элементы остановились, омертвев, как камень. Он попытался встать, дотянуться до Бассандера. Его лицо посинело, в глазах полопались сосуды. Не знаю, как он выжил после прямого попадания из дисраптора. Ему почти, почти удалось подняться.

Бассандер еще раз выстрелил ему в лицо, превратив его в головешку.

Сузуха снова закричала, но ее голос быстро оборвался, растаял в воздухе.

Вечный… умер.

Воцарилась тишина.

Никто не двигался. Ни шокированные и потерявшие дар речи люди, ни сьельсины, по-прежнему в страхе закрывшиеся от света. Ни СОПы, разом рухнувшие на землю. Даже я, хотя мой мозг работал быстрее, чем когда-либо прежде, не мог отвести глаз от дымящейся развалины, которая только что была человеком-машиной. Три секунды. Пять.