Кристофер Руоккио - Ревущая Тьма [litres]

Древние рисовали вокруг карт чудовищ. Левиафанов и морских змеев. Мир был неизведан, и чем дальше человек удалялся от застенков цивилизации, тем удивительнее этот мир становился. Но у карт были и другие края. Сгибы. Трещины.

Перед нами простиралась такая трещина.

И там обитали драконы.

Туман, стелившийся между зубьями ворот ангара, напоминал дым из драконьей пасти, и я поднял воротник длинной шинели. Хлыст перетаптывался позади, в полушаге от меня, вместе с Сиран. Я держал руки в карманах, сжимая правую на рукояти меча. Когда ворота открылись, я осторожно шагнул вперед, не сводя глаз с синеватого огонька впереди и не забывая о том, что назад, к «Мистралю», вел длинный рукав.

Не зная, чего ожидать, я воображал себе всяких чудовищ. Помня сюжеты материнских опер, я готовился к появлению из тумана какой-нибудь твари. Грозного существа, которое когда-то, возможно, было человеком, с железными ногами и слюнявым хоботом. Кошмарного чудовища вроде СОПов, с которыми мы несколько недель – или лет – назад дрались на Рустаме. Синий огонек стал розовым, дымку пронзили золотистые лучи, и мне послышались тихие голоса.

А затем – крики птиц.

Туман рассеялся, осел, как мне показалось, росой на металлических стенах. В ангар ворвался городской воздух, воздух окружающего мира. Бандит шагнул вперед мимо меня, я последовал за ним без цели и без плана, вспоминая собственные слова.

– Отавия, – сказал я, – если ничего не выйдет, если мы ничего не найдем, то бросьте меня здесь.

Я решил так во время долгого ожидания, пока мы приближались к городу-кольцу. Станция «Март» возникла из тьмы, скрученная, подобно порожденному хаосом уроборосу. Пути домой отсюда не было. Даже Райне не спасла бы меня, вернись я побежденным.

Но я не мог потерпеть поражение.

– Что? – Отавия поглядела на меня так, будто я был психом или идиотом. – С чего бы это?

– Бассандер. Империя. За вами они гоняться не станут. – Я смотрел на огни, искусственными звездами рассыпавшиеся по поверхности огромного кольца. – Я позволю всем своим людям перейти к вам на службу, если они захотят. Их ничто не удерживает. Но я не отправлюсь отсюда никуда, кроме Воргоссоса.

После Фароса у меня оставалось достаточно денег, чтобы оплатить полет… куда-нибудь. Внезапно я осознал абсурдность всего, что делаю. Сумасшествие. Я перешел через край света в погоне за легендой, услышанной от кошмарного существа. Подобно пиратам Старой Земли, опьяненным рассказами о золотых городах и источниках вечной молодости, я многое потерял на пути к цели: титул, положение при дворе Матаро, место в легионах и… Джинан. Как и те пираты, я верил, что ищу нечто реальное, в то время как весь мир убеждал меня в обратном. Интересно, верил ли до последнего старый де Леон [10] Хуан Понсе де Леон (1474–1521) – испанский исследователь и конкистадор, основавший первое европейское поселение на Пуэрто-Рико и открывший Флориду, как утверждается, в поисках источника вечной молодости. Погиб от ранения отравленной стрелой в результате конфликта с местными индейцами. , умирая от яда в своей земле обетованной, что высшие силы непременно спасут его? Надеюсь, что да.

– Ваши люди даже под дулом пистолета вас не бросят, – заметила Отавия. – И я тоже не собираюсь.

Я попытался возразить, но она повторила:

– В войне пылают мои планеты. Гибнет мой народ.

Пылают.

Мы вышли из ангара под проливной дождь. Дождь. На космической станции.

Я застыл на месте.

Повсюду высились смутные серые силуэты зданий – одни пониже, другие до самых облаков, подобные колоннам какого-то унылого и пугающего зала. Не знаю, как высоко был потолок, но я не сомневался, что он есть. Чувствовал, как человек чувствует приближение грозы. Крыша мира, дамокловым мечом нависшая над головой. Услышав, как выругался Хлыст, я заставил себя поднять лицо к маслянистому дождю. Как и на Рустаме, здания были окружены голографическими рекламными щитами с текстом на галстани и ниппонском, на лотрианской кириллице и джаддианской вязи. В каплях дождя сверкало изображение пророка в шафрановых робах теравадского бхикку. Ветер доносил громкое гудение бура. Пророка сменила женщина с накрашенной белилами кожей. Она улыбалась; рядом появлялись и исчезали в дожде ниппонские слова.

Город и бело-голубое сияние из-за облаков над крышей так поразили меня, что я не сразу заметил людей на улице. Они появились из ультрамаринового сумрака, сутулясь под зонтиками и кутаясь в дождевики, не обращая внимания на голографическую рекламу. Среди них ковылял человек ростом со сьельсина; из массивного устройства на его руке вырывались клубы пара. Только когда он приблизился, я понял, что устройство и было его рукой. Мы слились с толпой. Никто не обращал на нас внимания. Я видел, что под кожей прохожих горят световые индикаторы, фарфорово-белые устройства сверкают за ушами и на руках. У многих руки были искусственными, керамическими, стальными или поликарбоновыми. На одной женщине был бронированный костюм с воротником до подбородка, и, лишь когда она поравнялась со мной, я заметил черно-синие провода и кабели, заменявшие ей связки и сухожилия.

Тут даже у меня, человека вовсе не религиозного, вырвалась молитва.

«Святая Мать-Земля, храни нас во Тьме и в стране чужой, – произнес я про себя. – Береги нас, о Мать, от машин».

Куда подевался Хлыст? А Сиран с Бандитом?

«Защити нас, о Мать, от извращения плоти».

Я не видел лица, лишь шесть ярких, похожих на объективы камер отверстий на черной стеклянной пластине. Шлем? А вот другой, с блестящей стальной челюстью и хромированными зубами.

«Защити нас, о Мать, от разрушения плоти.

Защити нас, о Мать, от владычества стали.

Защити нас, о Мать, от тирании кремния.

Защити нас, о Мать, от духа в машине».

Я подумал о Валке, о приборе, встроенном в основании ее черепа, и напомнил себе, что вокруг меня не было чудовищ. Только люди. Изуродованные и преображенные машинами, но все равно – люди. Шумел обычный, пусть и полный секретов, город. Шел обычный дождь. Но мне никак не удавалось успокоить сердцебиение. Оставалось лишь смириться. Я не мог убедить себя в том, что силуэты вокруг – люди, но в конце концов свыкся с кошмаром, и мой пульс пришел в норму.

Никто нам не мешал, не преграждал путь и не осыпал нас вопросами. Нас не встретили ни портовые службы, ни охрана. Тем не менее я не сомневался, что за нами наблюдают. Я рос в Обители Дьявола под неусыпным взором множества камер и кожей чувствовал, когда на меня смотрят. По улице, плюясь белым паром, прогромыхала вагонетка, не притормаживая перед переходившими улицу мужчинами и женщинами в прозрачных пластиковых дождевиках.