Кристофер Руоккио - Ревущая Тьма [litres]

Я вздернул вверх палец и, нарочито копируя слова и тон моего собеседника, сказал:

– Есть и другой вариант.

За толстыми очками сверкнули огоньки, а ворон Хротгар, по-прежнему сидевший на спинке кресла, закаркал.

– Слушаю.

– Говорите, кровь – самая ходовая валюта? У меня есть образец крови сьельсина, одного из представителей их высшей касты.

Безжизненные глаза торговца выглянули из-за стекол.

– Точнее, с вами летит сьельсин из высшей касты. Значит, вот кто ваш пассажир? Тот, кому не подходят стандартные ясли?

Я одарил Бревона кривейшей улыбкой.

Нет, я не горжусь тем, что сделал. Отдаю себе отчет в том, что это значило – и могло значить. В конце концов, я сам боялся такой участи для себя и своих генов. Но делиться тем, что тебе не принадлежит, проще. Я говорил себе, что Танаран не человек и это снимает с меня часть вины. Я решил – как нередко решают люди молодые, – что цель оправдывает средства, что мое дело правое и я иду в верном направлении. История полна примеров, когда такие умозаключения приводили людей в места куда более темные, чем кабинет Бревона, и куда к менее приятным последствиям. На Гивею, Баннатию, Рустам и прочие планеты, ставшие бесплодными в ходе войны – не важно, по вине сьельсинов или нашей. На братские могилы на безымянных астероидах. К миллиардам погибших на Атланте и других старых мериканских планетах, ставших жертвами утопических идеалов машин и карающего огня людей. На Землю. На безмятежные поля давно забытой Польши и в глубокие сибирские снега. В Пекин. Нанкин. Хиросиму. А ранее – к руинам Константинополя и Рима.

На Эмеш и, позднее, Гододин.

Но я должен был сделать выбор. Двигаться вперед или назад. Между кровью Танарана и своей. Можете считать меня трусом или злодеем, но я не был готов отдать свою кровь в руки экстрасоларианского торговца, зная, как он может ее использовать. В случае Танарана я надеялся, что подобного не случится.

Я сделал выбор.

– Вам это интересно?

– Исследования генетики сьельсинов – штука новая, – нахмурился Бревон. – Возможно, покупатели найдутся. Какая-нибудь фармацевтическая компания. Кто знает, какие препараты можно выделить из крови пришельца?

Его рассуждения застали меня врасплох.

– Вы не продадите ее наталисту?

Бревон с отвращением скривился:

– Так вот что вы обо мне думаете? О нас? – Он помотал головой. – Рынок удовлетворяет покупательский спрос, и я этому не препятствую. Но это также открывает новые возможности. Новые изобретения. Как знать, может, в крови Бледных содержится какой-то белок, способный лечить болезни или восстанавливать ткани. Может, он будет совместим с человеком, а может, нет. Марло, мы не просто торговцы мясом. Половина земных видов выжила лишь потому, что бизнесмены, такие как я, решили спасти их во время первой волны колонизации. Мы предчувствовали, что рынку от них будет польза. Вакцину от оссулума изобрели здесь. Мы, а не ваше правительство, профинансировали уничтожение СПИДа-три. Они лишь закрыли зараженные планеты на карантин и оставили людей умирать. Какое им дело до простых крестьян! Поэтому не читайте мне морали лишь потому, что я получаю от своей работы прибыль.

Я не понимал, о чем он. Про оссулум – древнюю болезнь, занесенную с далеких планет, которая бушевала в Империи несколько тысячелетий назад, – я слышал. А вот что такое СПИД-3 – понятия не имел.

– Не хотел вас оскорбить, – произнес я.

– Нет! – каркнул Хротгар. – Нет!

Мне вдруг показалось, что птица надо мной издевается.

– Я отправляю корабль на Воргоссос через месяц, – объявил Бревон, складывая руки перед собой. – Принесете, что обещали, и я пущу вас на борт.

– Что вы им пообещали?! – опешила Валка.

Предлагая Бревону сделку, я уже знал, что она будет против. Знал – и потому весь обратный путь на «Мистраль» провел в размышлениях над тем, что ей сказать. Спорить и искать оправдания было бессмысленно. Извиняться – тоже. Я приготовился к выволочке, вспомнив, как Гибсон сидел, пережидая буйство моего отца.

Никакой выволочки не последовало.

– Образец крови? – воскликнула Валка. – Серьезно?

Тут она сделала то, чего я меньше всего ожидал. Расхохоталась. У меня разом отшибло все мысли – схоласты могли о таком только мечтать. Я не знал, что сказать.

К счастью, капитан Корво нарушила тишину, постучав костяшками пальцев по столу:

– Неплохо придумано. Вы получили то, что нам нужно, почти за бесценок.

Это вернуло меня к реальности. Я огляделся. Вокруг были Корво, Дюран, Айлекс, Валка, Хлыст и Бандит.

– Не за бесценок, – трезво рассудил я. – Даже подумать боюсь, что эти торговцы плотью могут сделать с образцом, но выхода не было.

Я не стал упоминать, что отказался отдать свою кровь. Хлыст тоже держал язык за зубами. Валка и остальные были как будто не слишком озабочены моим решением, но я не хотел давать им лишнего повода сердиться на меня.

Мы сидели в той же маленькой каюте, где я просил Отавию помочь мне с Танараном. Низкий потолок изгибался параллельно корпусу корабля, круглая дверь была наглухо закрыта.

– Чего кукситесь? – спросила Валка.

Неужели она не видела? Не понимала?

– Разве вы не знаете, чем занимаются эти люди?

Я обвел взглядом бесстрастные лица. Даже обычно веселый Бандит был в недоумении.

– Адриан, кровь – это всего лишь кровь, – раздраженно бросила Валка. – Это не человек.

– Вам не понять.

Я вспомнил Еву, ее фигуру и походку, как у раба в кандалах. Услышал слабый идиотский смех брата и его описание гомункула, который был у моей матери на Делосе. Я неловко заерзал в кресле, но вскоре воспоминания прошли.

– Как бы то ни было, – сказал я, – мне придется лично поговорить с Танараном. Объяснить, что мы хотим сделать и почему.

– С этим будут проблемы? – спросила Отавия.

– Не думаю, – ответил я. – Но вдруг у сьельсинов табу на кровопускание. У последователей некоторых древних религий такое было.

Хлыст откашлялся:

– В крайнем случае вырубим его и все равно возьмем кровь.

– Лучше до этого не доводить. – Я потер глаза. – Танаран – наш посол и единственный козырь. Необходимо сделать все от нас зависящее, чтобы не утратить его доверие…

Вокруг стола пронесся согласный шепот.

– …И в любом случае этот торговец, этот Антоний Бревон, говорит, что корабль отбывает на Воргоссос лишь в конце месяца. У нас больше двух недель на приготовления.

Старший помощник Бастьен Дюран покопался в стопке бумаг – он всегда распечатывал данные, – но не успел открыть рот, как Айлекс спросила:

– Это корабль Возвышенных?

– Так, – ответил я, покручивая запонку на рукаве. – Бревон назвал его «Загадкой часов» [13] Отсылка к известной картине «Загадка часа» итальянского художника Джорджо де Кирико (1888–1978), одного из основоположников метафизической живописи. . – Я запнулся, произнеся конец фразы шепотом, и живо представил, как Гибсон отчитывает меня за излишний драматизм. – У Возвышенных все корабли так пафосно называются?