Марк М Одер - Конец Антропоцена [publisher: SelfPub]

Вы думаете, кто-то смотрел на то, что в моей семье находились вернувшиеся с фронта… еще не вылеченные бойцы? Нет. Всем было наплевать. А комиссариат просто издевался над жителями. На моих глазах забрали на фронт мать двоих детей возрастом от одного года до трех. Они остались с ее старенькой бабушкой. Не с бабушкой этих детей, а с бабушкой их матери. Ну и как это называть, по-вашему?

А вы вообще, интересно мне знать, владеете информацией, сколько человек из добровольцев отправляется в отряды смертников? А я вам скажу! Как минимум три четверти всех прибывших. Да, они уже более подготовленные, нежели те, что были в начале. Потому что все три недели подготовки идет непрерывная борьба за место – в любой роте, в любом отряде. Ведь смертники не возвращаются. Практически. И я боролась. Очень боролась. Хотя мне мешали. Знаете, уважаемый господин президент, до того, как случилась эта война, люди по всей стране жили на пределе. На пределе терпения. Вся страна была вынуждена терпеть чиновников, детей чиновников, родителей чиновников, их жен, любовниц, двоюродных братьев, троюродных. Вся страна вынуждена была терпеть высокопоставленных силовиков, детей силовиков, родителей силовиков, их жен, любовниц и так далее. Вся страна терпела нефтяных, газовых, страховых, банковских, любых магнатов, любых товарищей, у которых много денег. Она также была вынуждена терпеть всех их родственников до седьмого колена. Их детей-мажоров в особенности. И знаете, что я увидела? Что самое интересное? В армии их нет. Никого из перечисленных. Нет их. А наберется их из всего числа людей в стране, наверное, процентов пятнадцать. Представляете? Пятнадцать процентов людей где-то отсиживается и спокойно ждет исхода войны. А потом как ни в чем не бывало они будут делить то, что останется от страны. Если останется. При таких раскладах, как сейчас, это весьма сомнительно. Все ваши драгоценные товарищи, которых я перечислила, в любой момент предадут! Страну, народ. Вас, в конце концов! Вы понимаете? За свою шкуру и безопасность, за новый эквивалент сребреников… неважно за что… но они предадут! Я столкнулась после призыва с несколькими военными-мажорами. Один из них положил на меня глаз и всячески пытался затянуть в свою роту. А я упиралась, понимала, что меня ждет. Спасибо, добрые люди рассказали, что может со мной произойти. Знаете, сколько было замучено женщин в той роте? В той части? А в части, из которой до этого перевели роту этого человека? Хотя нет, простите… этого выродка! Одну девочку насиловали на выезде всей ротой, поскольку роту он себе собрал под стать. Остальные женщины, что были там, молчали. Все молчали. Он почти всех лиц женского пола трахал. При мне одна девушка в нашей части – по его вине, я уверена в этом, – пропала. И я не знаю до сих пор, нашли ее или нет. Любая могла ему приглянуться, и тогда ей наступал конец. И я приглянулась. И мне пришлось выжить. Я попала в другую роту, к капитану Смирнову, царствие ему небесное! Хороший человек был.

Повисло долгое молчание. Президент, обдумывая уже сказанное Ариной, чуть склонил голову набок, как бы спрашивая: «Что дальше?»

Арина же немного отдышалась и продолжила:

– И, наконец, я хочу разобраться с тем, в чем вы меня сегодня обвиняете. Так вот. Предыстория. Перед своим отъездом генерал-майор Александр Нахимович Бейдер повысил меня до младшего сержанта. Звание не бог весть какое, но тем не менее, согласно принятому кодексу Третьей мировой войны, младшие сержанты освобождаются от дежурств по части. Допускаются дежурства на заданиях вне части – при согласовании на месте с командиром роты или батальона. И также это допускается при обороне части, в момент нехватки рядовых. Все эти правила военного времени и новые военные законы полностью игнорировались офицерами среднего звена – не из состава бойцов генерал-майора Бейдера, – которые остались по старшинству следить за частью. Более того, половина из этих офицеров вообще не сильно напрягались во время отсутствия начальника части, генерала Бейдера, а также других офицеров, потому что считали, что, в случае чего, им ничего за это не будет, так как их родители – высокопоставленные военные. Их знакомые, а также их солдаты вообще не стояли ни одних суток в нарядах. Я дежурила две недели подряд, почти каждые сутки. Как я не тронулась умом от недосыпания, сама не знаю. Тем не менее сейчас я здесь, перед вами, в здравом уме и памяти. Но вернемся к произошедшему. В восемь утра, в день вашего приезда, заканчивались очередные сутки моего дежурства. В восемь ноль-ноль я завершила дежурство, в восемь пятнадцать – сдала пост, в восемь тридцать – сходила в душ и переоделась, в восемь пятьдесят я пошла завтракать, намереваясь, ближе к девяти часам уже прийти и лечь спать, поскольку сутки дежурить тяжело. И мне необходимо было выспаться. Спала я ровно до одиннадцати ноль-ноль, ровно до того момента, как Елисей Травинский, притащил в казарму непонятно что здесь делающих женщин, которые никакого отношения ни к войне, ни к политике не имеют. С таким маникюром, макияжем и на таких каблуках очень сложно вообще как-либо работать, в любой сфере. Как я сумела узнать у самих же мадам позже, Травинский пришел им показывать условия жизни в казармах. Девочкам просто было ужасно интересно. Конечно, спящие люди нарушали – кто храпом, а кто сопением, – идеальную картину части, которую, видимо, желал продемонстрировать Травинский. Я лежала к выходу ближе всех прочих отдыхающих после дежурства. Когда он попытался меня разбудить, я не сразу отреагировала, чем сильно его взбесила. После этого он перешел к более активным и жестким попыткам меня разбудить. А после – все было очень просто: Травинский, в полной уверенности в своей безнаказанности, попытался меня ударить. Но, учитывая, что, в отличие от него, я постоянно тренируюсь и реакция у меня весьма неплохая, мне не составило особого труда просто пару раз поставить блоки, а затем ударить его в ответ. Что было потом – вы знаете. Но теперь знайте еще кое-что! Я не боюсь. Я после Галичьей Горы вообще ничего не боюсь. Вы можете поступать так, как сочтете нужным. Мне все равно. Но рано или поздно все это отребье… все эти мажоры предадут вас и страну. И тогда Россия падет. И это будет ваша вина. Полностью ваша! Вы будете виновны в том, что не остановили весь этот беспредел! Не приструнили зарвавшихся и не наказали тех, кого наказать были обязаны. Вы обязаны стране и народу! А не им! У меня все. Можете меня арестовывать, – сказала Арина и демонстративно скрестила кисти рук, вытянула их вперед в сторону президента.

Несколько охранников дернулись, но президент остановил их жестом. Он подошел к Арине, посмотрел в ее полные решимости глаза и сказал: