Грэм Макнилл - Долг Ордену

Другой мальчик толкает каталку рядом с ним, но он не помнит его имени. Наверное раньше он его знал, но теперь от его памяти не осталось ни чего: всё лишь насквозь пропитано кровью. Они толкают свою каталку к желобу над клокочущим провалом дробилки и поднимают её, пока куски валятся внутрь, исчезая в ревущем и хлюпающем жерле среди лезвий и молотов. Плоть взрывается, осколки костей и влажное чавканье наполняют воздух.

Второй мальчик поворачивается, смотрит на него и что-то говорит, но он слишком оцепенел, чтобы хоть что-то расслышать.

– Самукван, – зовёт его мальчик.

Самукван? Это его имя? Должно быть… Он поворачивается и, будто глядя в зеркало, натыкается на взгляд полный отчаяния.

– Что?

– Давай, же, – умоляет мальчик, кивая на грязный от крови и кишок желоб. – Я больше не могу так!

– Что? – спрашивает он снова, но его разум слишком измучен.

– Давай сделаем это вместе, – мальчик плачет и протягивает ему руку.

Он тупо смотрит на руку, на самом деле даже не видя её, и не в состоянии понять смысл услышанных слов. Мальчик смотрит на него умоляюще, но он не в силах пошевелиться и сделать хоть что-то.

Тогда, сквозь глухие удары молотов, продолжавших дробить кости и плоть, вдруг послышался дробный лязг и клацанье металлических ног, похожих на паучьи. Мальчик в ужасе обернулся и шагнул по направлению к желобу.

– Они пришли за тобой, – выкрикивает тот напоследок и прыгает вниз.

Только что на его глазах оборвалась жизнь человека, но он ничего не почувствовал даже когда услышал мерзкий рокот демонического механизма, превратившего плоть в кровавую кашу. Он должен был испугаться, но вместо этого почувствовал лишь раздражение от того, что теперь придётся возиться с тележкой одному.

Огромная угловатая тень накрывает его, откуда-то сверху доносится скрип ржавых лезвий, хриплое дыхание и тяжкая вонь гнилых внутренностей. Он вскидывает голову, хотя его много раз предупреждали, чтобы он так не делал, и встречает взглядом перемотанное гнойными бинтами лицо с парой бронзовых окуляров. Облачённое в чёрное, с криво нашитой эмблемой в виде черепа на голой коже, существо раскинуло угловатые, на подобие богомольих, конечности, которые оканчивались множеством щербатых лезвий, похожих на длинные обломанные ногти.

Кривая рана безгубого рта ощерилась множеством иглоподобных клыков, венчавших мясистые дёсны. Чёрный язык высунулся из пасти, почуяв в воздухе страх.

– Мясная тварь получит новое тело. – выговорил он голосом, царапавшим слух.

Он ничего не ответил, отчаянно надеясь, что существо имеет ввиду кого-то ещё. Слёзы заливали его лицо, когда он молился, чтобы забрали того, другого мальчика. Стыд и страх разрывали сердце. Пожалуйста, пожалуйста, думал он, заберите его, не меня. Только не меня. Но потом он вдруг понял, что тот, другой, мгновение назад избавил себя от этой участи. И кроме него самого здесь больше никого нет.

Он падает на колени, ужас новой участи взял верх над рефлексами, заставлявшими его всё это время переставлять ноги, цепляясь за жизнь. Лезвия клещей тянутся к нему, поднимают его с земли и несут, почти нежно, сквозь картины ада вокруг, мимо озёр расплавленного металла, демонов пленённых цепями, вдоль кошмарных механизмов, бесконечно жадных до крови и плоти.

Он чувствует чьё-то присутствие вокруг, но слышит лишь то, как сам захлёбывается рыданиями.

Когти опускают его на землю, но он уже не в состоянии пошевелиться. Нет сил, чтобы бежать, нет сил, чтобы взять себя в руки. Нечто огромное, воняющее сыростью и покрытое язвами нависает над ним, и он слышит, как что-то растекается по полу, когда лезвия рассекают плоть. Он поворачивает голову и видит непомерную тушу, распухшую и лоснящуюся, хотя в ней по-прежнему угадываются знакомые черты. У существа женское лицо. Раздутая и изуродованная, но это всё-таки женщина.

Ему кажется, что это его мать, рыдая, он смотрит на неё, пока когти снова поднимают его. Запах крови заполняет его ноздри. За время, проведённое в рабстве, он привык к этому запаху и почти перестал его замечать, но на этот раз кровь ещё теплая и живая. Горячая влажная плоть окутывает его со всех сторон, и он слышит довольный вздох изо рта женщины, будто она приветствует новое бремя своим демоническим чревом. Ей нужен этот ребенок, чтобы вскормить и преобразить его, хотя он и знает, что за этим не последует чуда рождения.

Он видел жалкое потомство этих маточных существ. Он много раз помогал отправлять прочь из крепости трупы мутантов, смывая в реку из нечистот вопящие, изуродованные, но ещё живые комки костей и плоти. Теперь эта участь постигнет его самого: он станет монстром, а тот, кем он был, навсегда перестанет существовать.

Тяжелые слои разорванной плоти смыкаются над ним, и в этой удушливой тьме он, наконец, даёт выход крику ужаса, боли и отчаяния, накопленным почти за шесть месяцев. Мерзкие жидкости тот час наполняют его рот прогорклой пеной и гнилью, вливаются в лёгкие; он изо всех сил сопротивляется, но чувствует, что вот-вот захлебнётся.

Но он не тонет, и плавает в тепле демонического чрева, кажется, целую вечность. Он одинок. Но с каждым мгновением его тело меняется и растет, а отвратительная мать кормит его мерзким пойлом, которое так преобразит его тело, что его будут либо ненавидеть, либо с отвращением избавятся от него.

Одиночество. Его кости удлиняются, а тело наполняется силой, но до сих пор чего-то не хватает. Отсутствует какой-то существенный элемент, который ещё предстоит добавить, прежде чем процесс подойдёт к концу.

Затем, когда утроба его демонической матери открывается вновь, этот элемент добавляется, и одиночества больше нет.

Новая плоть борется с чуждым ей окружением, и он хочет сказать, чтобы та не сопротивлялась.

Так смерть наступит быстрее.

Но они не умирают.

– Так как же нам пройти через это? – поинтересовался Кадарас Грендель, пока снаряды из пушек заградительного огня обрушивались на земляной вал. Обломки долетели до импровизированного командного пункта Хонсу, но на таком расстоянии это была просто мелкая мраморная крошка и пыль. – Даже Пертурабо не под силу вскрыть эти ворота! И куда вообще ведёт этот путь? Через горы?

– Он ведёт под поверхность, – сказал Свежерожденный, сметая пыль с подробной карты, которую он нарисовал на листе вощеной бумаги. – Население Калта живёт в огромных подземных пещерах. И они достаточно велики для того, чтобы в них сформировался собственный климат, а некоторые так зелены, что ты мог бы целыми днями бродить по зарослям, забыв, что находишься под землёй.