Ян Бадевский - Лимб

Тулгар метнулся к собственному дому.

Обогнул съехавшую крышу двухэтажного дома звездного жреца. Перемахнул через груду кирпичей и побежал по узкому проходу, спотыкаясь на завалах.

Всюду — разрушения.

Изувеченные тела односельчан.

На очередном повороте Тулгару попалась располовиненная корова с выпавшими внутренностями и рассеченной рогатой головой. Рыбака чуть не вырвало.

Хижина Мендиры, слепой прорицательницы. Два вертикальных, четыре горизонтальных надреза. Образовались черные трещины, но дом устоял. Мендира лежала у порога в луже собственной крови. Разделенная на шесть частей.

Происходящее не укладывалось в голове рыбака.

Мысли крутились вокруг жены, двух мальчишек-близнецов и престарелого отца с отказавшими в прошлом году ногами.

Да кто мог сотворить такое?

Тулгар сжимал в правой руке нож, с каждым шагом понимая, что это оружие бесполезно против неведомых агрессоров. Не оружие, а жалкая безделушка.

Дом стоял на месте.

Единственная постройка в деревне, уцелевшая после таинственного побоища. Удача настолько ошеломила Тулгара, что он встал как вкопанный. Посреди ожившего кошмара это казалось невероятным. Ставни были прикрыты, словно дерево могло защитить обитателей от неведомого зла. На огороде никто не возился. Рыбак несколько долгих мгновений всматривался в просветы между ставнями, пытаясь уловить признаки жизни, и поэтому не сразу заметил существо у порога.

Ничего кошмарнее мужчина в своей жизни не видел. Не человек, не иномирец. Сгустившийся мрак, который воплотился в условно человеческую фигуру. Контуры тьмы очерчивал балахон, отражающий действительность. Дом, ступени крыльца, проплывающее в небе облако — всё это врастало в одежду чужака, становилось ее частью и даже обретало собственную волю. В правой руке монстр держал косу — боевую, такими траву не срезают. Длинное древко, украшенное резьбой, примерно посередине — треугольник поперечной рукояти. Кольцо с клином очень массивное, само полотно — бритвенно острое, выкованное даже не из металла, а из того же материала, в который бала обернута фигура чужака. Неведомый оружейник вытянул полотно вдоль оси древка, превратив инструмент в своеобразное копье. Наиболее жуткой деталью в облике пришельца была его рука — древко сжимали полупрозрачные черные пальцы, сквозь которые проступала орнаментальная вязь.

Жнец.

Тулгар вспомнил мрачные легенды об этих порождениях тьмы, слышанные еще в раннем детстве. Жнецы явились на Пацифиду в незапамятные времена, притащив с собой тандрадианцев. А еще были Посторонние — те умели вторгаться в сны, вселяться в людей и, как говорилось в полуночных сказаниях, не имели лиц. В княжестве о пришельцах никто не слышал — то ли жнецы не интересовались крохотным государством, то ли общались с повелителем без лишних свидетелей. А вот на юге и в западных землях твари обосновались, как у себя дома. Так было до войны с Твердью, после которой чудовища исчезли. Возможно, утратили интерес к Преддверью. Или ударились в бегство, столкнувшись с превосходящими силами второго континента.

А теперь мрачники вырезали Виллинстром.

Весь, кроме одного дома.

Не сразу Тулгар понял, как жнецам удалось разделать дома односельчан. Не этими же боевыми косами, пусть и невероятно острыми. А потом он увидел нечто , ворочавшееся за спиной жнеца. Не машину, не животное, вообще не пойми что. Штуковина смахивала то ли на морского ежа, то ли на навершие моргенштерна. Вместо шипов у мерзости росли плоские грани, которые произвольно удлинялись либо укорачивались, повинуясь непостижимой логике. Тулгар увидел, как «морской еж» подкатился к заброшенной лунной часовенке и выпростал широкое серебристое лезвие. Даже не лезвие, а прямоугольник, отразивший пыль дороги и растрескавшееся дерево сруба часовни. Отросток прошил здание насквозь и втянулся в тело монстра. Последовали еще три выброса. Затем хлипкая часовенка накренилась — ее верхушка со скрипом и грохотом обрушилась на дорогу, подняв тучу пыли. Шипастая дрянь внедрилась в сруб и начала ворочаться там, рассекая опустевший приход. Изредка стены прошивали плоские шипы.

Плавное замещение — и нечто выбралось наружу. Покатилось дальше, выискивая уцелевшие постройки. Очень странно покатилось — не касаясь земли и лениво перетекая из одной точки пространства в другую.

Жнец незаметно приблизился к рыбаку.

Тварь двигалась немыслимым для человека образом — вбирая в себя объекты и обращаясь в них. Жнец становился воздухом, травой, раскиданными по земле обломками забора. Частью крыльца, ступеньками и перилами. Тулгар посмотрел вниз — и не смог понять, двигаются ли ноги потустороннего существа. И есть ли вообще эти ноги.

На миг несчастному рыбаку показалось, что сгусток тьмы под балахоном не меняется, а все эти фокусы вытворяет одежда жнеца. Мысль была неожиданной и тут же растворилась в мистическом ужасе — иномирец оказался на расстоянии вытянутой руки от трясущегося мужчины.

Тулгар шагнул назад и выставил нож перед собой.

— Не подходи!

Это всё, что он мог сделать.

Понимая, что исход боя решит один-единственный взмах косы.

Я не трону тебя. Есть миссия, которую тебе предстоит выполнить, человек. Ты отправишься в путь и донесешь наше послание. За это я дарую тебе жизнь.

Бесплотный голос проник в сознание Тулгара. Похоже, тварь умела передавать мысли на расстоянии. А еще — знала элское наречие, на котором разговаривали все односельчане Тулгара.

У нас нет речевого аппарата, человек. Но мы умеем общаться беззвучно. На коротких дистанциях.

— Ты меня слышишь? — тихо произнес Тулгар.

Да. Но мне комфортнее, если ты станешь думать, а не говорить. Это несложно — постарайся оформить мысли в слова.

Рыбак сглотнул.

Где моя семья? Они живы?

Я не трону их. Тебе повезло. Используй дарованный нами шанс, выполни задание. Если справишься — получишь иммунитет.

Ты о чем?

Неприкосновенность. Во время грядущей войны никто из людей не выживет. Никто, кроме наших союзников.

Ты убил всех. Вырезал деревню. Тут же дети, старики... Зачем?

Не задавай лишних вопросов. Открой разум и приготовься слушать. Я не стану повторять дважды.

На заднем плане «морской еж» искромсал колодец и скрылся из виду за руинами соседского амбара.

Перед глазами Тулгара всё еще лежали изуродованные тела людей, которых он знал с детства. Тех, с кем здоровался, пил крепкую настойку из красного корня, гулял на свадьбах, отмечал рождение детей. Тех, кто превратился в неотъемлемую часть его жизни.

Рыбак ненавидел себя.

Он должен сразиться и погибнуть, как мужчина — в бою. Наверное, должен. Вот только кому от этого станет легче? Остывающим в грязи рыбакам или его семье, из которой уйдет кормилец?