Ярослав Гжендович - Гелий-3

«Немедленно прервать миссию! — вмешался в поспешные переговоры центра управления чужой жесткий голос. — Говорит ГУР, Главное управление разведки Монголии. Немедленно прервать миссию!»

На Норберта уже навалилась перегрузка, но пока несравнимая с той, что была в центрифуге. Он потянул за рычаг кресла, и пневмоприводы слегка приподняли его голову и спину, так что он смог увидеть картинку в одном из передних иллюминаторов. Пилоты пока лежали в своих креслах и не заслоняли вид. Изначально корабль предназначался для туристов, так что окон в нем имелось более чем достаточно. Норберт снял крупным планом размазанную от стремительного движения полосу, и в это мгновение ее пересек ряд вспышек и фонтанов пыли. Он стиснул зубы, ожидая катастрофы, но транспортник, похоже, помнил свое предыдущее боевое воплощение и продемонстрировал, что во взлете под обстрелом для него нет ничего нового.

Прямо перед их носом пронесся истребитель — серебристый, с замысловатым желто-черным знаком на стабилизаторе. Норберт продолжал снимать, не думая о том, что, как только шасси попадет в выбоину на бетоне, от его карты памяти не останется даже воспоминаний, и в этот момент полоса ушла вниз, а бывший бомбардировщик задрал нос и круто устремился в небо.

Пилот истребителя либо хотел их только остановить, либо не представлял себе, сколь короткий разбег требуется такому чудовищу, но они явно ушли вверх как минимум за пятьсот метров до обстрелянного участка полосы. Лишь позже Норберт сообразил, что если бы в задачу пилота входило их уничтожить, он стрелял бы прямо по транспортнику, а не по полосе.

У него потемнело в глазах, и он вспомнил о дыхании, но тут не приходилось с силой втягивать воздух, как на центрифуге, — комбинезон качал чистый кислород, и все было намного легче. В наушниках шумел хор рассерженных голосов на разных языках, который затем смолк, и остался лишь гул ракетного ускорителя. Внезапно гул стих, и наступила пугающая тишина, на фоне которой среди сотрясений и вибрации слышалось, как скрипит и трещит вся конструкция, будто норовя вот-вот развалиться.

Раздался оглушительный грохот, обрушившийся на них столь неожиданно, что на мгновение Норберту показалось, будто он только что умер.

Но ничего не случилось.

Кабина не развалилась, он не падал с высоты в несколько десятков километров на пустыню Гоби и не оказался внутри облака разогретой до температуры солнца оранжевой плазмы. Он лежал в подрагивающем кресле и летел в космос.

Они преодолели звуковой барьер.

И не более того.

Вой пульсационных двигателей тоже звучал довольно пронзительно, хотя и не мог сравниться с ревом ускорителей. Перегрузка ослабла.

«Внимание, экипаж, — раздалось в наушниках. — Говорит капитан. Нас атаковали. Мы продолжаем стартовать в аварийном режиме, все системы в норме. Бустеры сброшены, через три минуты мы достигнем стратосферы. Общение с центром управления идет по зашифрованному каналу, по крайней мере до тех пор, пока они могут нас вести. Нападения на космодром следует ожидать минут через десять, потом справимся сами. И… дамы и господа, насчет истребителей не бойтесь, это МиГи 29-е, у них шансов против нас, как у пердежа против урагана. Мы уже недосягаемы для них, а через пару минут будем недосягаемы для любого доступного здесь противовоздушного оружия. Насчет персонала космодрома не беспокойтесь, юридические конторы уже извещены. Повторяю, мы продолжаем нашу миссию в соответствии с аварийной процедурой».

Их трясло, вокруг шумело, скрипели ремни, автомат с шипением подавал воздушную смесь. Небо приобретало темно-синий цвет, словно наступала летняя ночь.

«Есть стратосфера!» — объявил капитан.

На этот раз никто не радовался. Все лежали и ждали.

«Внимание, “Астеропа”, беру на себя обязанности сисопа, запускаю стартовую процедуру», — послышался новый голос, видимо, командира бомбардировщика.

«Принято».

«Добро на запуск ВСУ. Даю данные ЛКС на Тэ минус четыре».

«ВСУ запущена…»

Казалось, будто они перебрасываются кодами и цифрами быстрее, чем при предыдущих стартах. Между техническими заклинаниями вклинивался синтетический женский голос, ведший обратный отсчет.

«Тэ минус шестьдесят секунд, отпускаем вас. Удачи. Чтоб вам шеи свернуть, ублюдки! Угол входа верный, разрешаю сбросить пилоны. ЛКС минус сто двадцать».

Раздался визг какой-то пневматики, заскрежетало, будто кто-то протащил по корпусу цепь. Кабину тряхнуло и дернуло, транспортник резко ушел вниз, превратившись в маленький силуэт, за которым тянулся широкий конденсационный след.

Отсчет подошел к концу, раздался грохот, и на Норберта снова свалился заполненный водой садовый бассейн.

Потом были только шум и тряска.

Внезапно все прекратилось. Они дрейфовали в тишине и усеянной звездами темноте. Тело Норберта отделилось от кресла, со скрипом натягивая ремни, и ему показалось, будто он повис вверх ногами на потолке.

«Мы на орбите. Повторяю, “Астеропа” на орбите. Показания приборов в норме, начинаем маневр Гомана на орбиту “Стар Резорт”».

На этот раз все разразились радостными криками, и Норберт вместе с ними.

А потом наступила тишина — они увидели Землю. То был не висящий в пустоте глобус, но огромная, окрашенная в голубой, белый и желтовато-коричневый цвет округлая поверхность, которая там, внизу, заполнила бы небо на три четверти.

Онемев, Норберт смотрел, как она движется под ним, прекрасная, знакомая и вместе с тем совершенно новая. Его так и подмывало протянуть к ней руку.

Он видел Северную Африку, Средиземное море, узнал очертания Испании. Нигде не было дыма, войны или крови — он вообще не видел ни одного творения человеческих рук, словно планета была совершенно безлюдна. К глазам невольно подступили слезы, но забрало шлема было открыто, и он смог утереть их, прежде чем кто-либо успел заметить.

Совсем недавно он решил, что кроме серии ивентов для многоглазой твари он также снимет фильм — настоящий, как когда-то. С начала до конца. Полную хронику всего предприятия. Ему пришло в голову, что фильм будет также сопровождаться комментарием — как и то, что до эпохи парадокументов называлось репортажами.

— Представьте себе два поезда, едущих по одному пути, — тихо говорил он, снимая через иллюминатор. — Они движутся с одной и той же скоростью, но ни у одного из них уже нет тяги. Ускориться нельзя, можно только тормозить. Тот, что впереди, будет тормозить так, чтобы приблизиться к тому, что сзади. Их взаимная скорость должна снижаться настолько мягко, чтобы дело закончилось не столкновением, а соприкосновением. Они должны сцепиться друг с другом. Примерно так же мы состыкуемся со станцией, только поезда едут по рельсам, а у нас рельсов нет. Мы должны найти друг друга в небе, причем оба объекта движутся со скоростью примерно двадцать девять тысяч километров в час, то есть восемь километров в секунду. Мы вращаемся вокруг Земли на все более высокой орбите, меняя направление рассчитанными толчками тяги маневровых двигателей. Если найдем нужный курс, постараемся на нем оказаться впереди станции. Она будет нас преследовать, а мы будем медленно тормозить, а потом совершим так называемый флип, то есть развернемся к ней носом. Нам нужно попасть зацепом величиной с дышло в причальное гнездо, которое выглядит как полуметровая воронка. Все вместе это займет еще четыре часа. Скоро вы увидите очередной восход солнца.