Тахера Мафи - Одолей меня [litres]

На самом деле я чувствую себя как дома. Все так знакомо.

Плюс адреналин.

При иных обстоятельствах я бы предположил, что один раз утром и один раз вечером мне предлагают пищу, и только, – но сейчас я ищу скрытый смысл во всем. Я достаточно долго наблюдал за игрой теней и понял, что кормят меня нерегулярно, что неспроста. Здесь должно быть какое-то послание: последовательность чисел, какая-то закономерность, я пока не понимаю, но знаю – это, как и все другое, испытание.

Я под надзором Верховного главнокомандующего.

Случайностей быть не может.

Заставляю себя съесть теплую безвкусную булку, ненавижу, когда клейкий хлеб прилипает к небу, к зубам. Как жаль, что нет зубной щетки. Мне предоставили унитаз и раковину, однако, чтобы поддерживать мои стандарты чистоты, этого недостаточно – самое большое для меня унижение. Глотаю последний кусок хлеба, подкатывает тошнота, и внезапно жар, колючий, одолевает мое тело. По спине текут капли пота, я изо всех сил сжимаю кулаки, не позволю наркотикам убить меня так быстро.

Мне нужно еще немного времени.

Определенно есть послание, только я еще не решил, где именно. Может, в движениях теней. Или в том, сколько раз открывается и закрывается щель. А может, в названиях еды, которую меня заставляют есть, или в точном подсчете шагов, которые я слышу ежедневно, или в случайных резких стуках в мою дверь, сопровождаемых молчанием.

Что-то точно есть, что-то они стараются мне сказать, что-то я должен разгадать – я задыхаюсь, вслепую тяну руки, все нутро простреливает боль…

Я догадаюсь, я пойму, но наркотик уже начал действовать. Я откидываюсь назад, опираясь на локти. Мои веки дрожат от напряжения, глаза закрываются, ум тонет, и все же я считаю шаги за дверью…

один твердый шаг

два шаркающих шага

один твердый шаг

…тут что-то есть, определенно что-то есть. Думай. Я знаю эту азбуку. Ее название вертится у меня на языке, только не получается вспомнить.

Я уже забыл, что же мне надо сделать.

Руки немеют. Голова с глухим стуком ударяется об пол. Мысли тонут в темноте.

Воспоминания хватают меня за горло.

Я побывал за свою жизнь во многих ужасных местах, но это – дерьмовее всех. Абсолютная темнота. Никаких звуков, кроме ужасных доносящихся издалека криков других узников. Еду, отвратительные помои, пропихивают через щель в двери. Негде помыться, только раз в день открывают дверь на срок, достаточный, чтобы убиться в поисках отвратительных душевых и туалетов. Я-то в курсе. Я помню, что Джульетта…

Элла. Элла .

Элла когда-то рассказывала мне об этом месте.

Порой мы с ней болтали ночи напролет. Мне было любопытно. Из наших-то разговоров мне и стало известно, что означает открытая дверь.

А вот что мне не известно – сколько времени я уже тут нахожусь. Неделю? Две? Не понимаю, почему меня просто не убьют. Я твержу себе каждую минуту каждого чертова дня, что нас хотят свести с ума, что сумасшествие – хуже, чем пуля в лоб, однако лгать у меня не получается. Это место уже достает меня.

Чувствую, что схожу с ума.

Я начал что-то слышать. Что-то видеть. Я теряю самообладание от вопросов: что с моими друзьями и выберусь ли я отсюда?

Стараюсь не думать о Назире.

Когда я думаю о ней, мне хочется надавать себе пощечин. Хочется себя придушить.

Когда я думаю о Назире, во мне вскипает гнев такой силы, что я уверен: я могу разорвать эти неоновые оковы голыми руками. Но никак не получается. Эти штуки прочные, и в то же время они лишают меня силы. И они испускают слабое пульсирующее излучение, единственный свет в моей камере.

Джей говорила, в ее камере имелось окно. В моей его нет.

Резкое жужжание наполняет воздух. Внутри тяжелой металлической двери раздается щелчок. Вскакиваю на ноги.

Дверь распахивается.

Я пробираюсь по мокрому коридору, тусклый пульсирующий свет моих наручников чуть-чуть освещает мне путь.

Душ быстрый и холодный. Бр-р-р, ужас. Еще и полотенец нет, я всегда замерзаю прежде, чем успеваю вернуться в камеру и закутаться в ветхое одеяло. Вот и сейчас, пробираясь темными туннелями, мечтаю об этом одеяле, стараясь собрать свои мысли и удержать зубы от барабанной дроби.

Не замечаю вокруг ничего.

Сзади кто-то подкрадывается, проводит удушающий прием так технично, что я даже и не знаю: стоит ли сопротивляться. Очевидно, меня убивают.

Глупый способ уйти из жизни, однако что есть, то есть. Мне конец.

Вот черт.

Мистер Андерсон говорит, я могу пообедать у них дома перед встречей с моей новой семьей. Это была не его идея, но когда Аарон, его сын – так зовут мальчика – предложил, мистер Андерсон согласился.

Я так рада.

Я пока не готова жить с кучей незнакомцев. Мне страшно, я очень нервничаю, столько всего меня беспокоит, что даже и не знаю, с чего начать. Самое главное – я злюсь. Злюсь на родителей за то, что они умерли. Злюсь, что они бросили меня.

Теперь я сирота.

Однако у меня, возможно, появился друг. Аарон сказал, ему восемь – на два года старше, понятно, что в один класс мы не попадем. А когда я сказала, что, может, будем ходить в одну школу, он ответил, что нет, не будем. Сказал, что не посещает государственную школу. Сказал, что его отец очень привередлив в таких вопросах, и что он обучается дома, с личными преподавателями.

Мы сидим рядом на заднем сиденье машины, едем к нему домой, и он тихо говорит:

– Отец никогда никого не разрешал мне приглашать. Наверное, ты ему нравишься.

Мне стало спокойно, и я улыбаюсь. У меня новый друг. Мне было так страшно переезжать сюда, в новое место, к новым людям, но сейчас, сидя рядом с незнакомым мальчиком со светлыми волосами и ярко-зелеными глазами, я начинаю думать, что все образуется.

По крайней мере, даже если мне не понравятся новые родители, я буду знать, что не одинока. От этой мысли мне и весело, и грустно.

Я гляжу на Аарона и улыбаюсь. Он тоже улыбается.

Его дом меня восхитил. Огромный красивый особняк небесно-голубого цвета. Большие белые ставни на окнах и белый заборчик вокруг палисадника. Розы, растущие вдоль заборчика, приветствуя, просунули свои розовые головки между дощечками, и так все мило и чудесно, что я сразу почувствовала себя как дома.

Мое волнение улеглось.

Я так благодарна мистеру Андерсону за помощь. Так благодарна за знакомство с его сыном. Я догадалась потом, что мистер Андерсон нарочно захватил Аарона на встречу со мной, чтобы познакомить меня с ровесником. Наверное, он хотел, чтобы я почувствовала себя спокойнее.

Красивая дама со светлыми волосами открывает дверь. Она улыбается мне светло и радостно и, не говоря ни слова, заключает в объятия. Она обнимает меня, будто мы давно знакомы, и мне становится так хорошо, что я просто разрыдалась, смущая всех вокруг.