Тахера Мафи - Одолей меня [litres]

Она вздыхает.

– Куда тебя ранили?

– В ногу.

– Идти можешь?

– Думаю, через минуту смогу.

Я чувствую ее недоумение.

– Что это значит?

– Если проживу еще подольше, тогда, может, расскажу.

Развеселить ее не удалось.

– Ты действительно через минуту сможешь бежать?

– Ох, как бежать? Ты же спрашивала, могу ли я идти?

– Лучше бежать.

Я горько усмехаюсь. Что ж, самое верное сейчас – использовать новую способность отца, несмотря на расстояние. Чувствую, как затягивается рана, соединяются нервы, восстанавливаются сосуды и даже кусочек кости, однако времени требуется больше, чем хотелось бы.

– Сколько длится обратный перелет? – спрашиваю я. – Не могу вспомнить.

– У нас реактивный самолет, так что около восьми часов.

Я киваю, хотя Назира не может меня видеть.

– Сомневаюсь, что проживу восемь часов с открытой раной.

– Мне все равно. Две минуты, и я тебя забираю.

Хмыкаю в ответ, полностью сосредотачиваясь на перекачке целительной силы в свое тело. Я, будучи раненным, никогда не делал ничего подобного и совершенно не представляю, сколько сил и нервов потребуется для восстановления. Я полностью истощен. Голова трясется, челюсть ноет – так сильно я сжимаю зубы от боли, а нога адски горит. В процессе исцеления нет никакого кайфа. Еще и отец постоянно перемещается, наверное вместе с Ибрагимом ищут меня, что еще больше усложняет задачу.

– Уходим через тридцать секунд, – предупреждает Назира.

Я стискиваю зубы.

– Пятнадцать.

– Черт.

– Ты что, ругаешься? – удивляется Назира.

– Боль невыносимая.

– Все. Время вышло.

И прежде чем я успеваю что-то сказать, она подхватывает меня и взмывает вверх.

Мы в воздухе.

Мы с Кенджи смотрим друг на друга в напряженном молчании. Идет последняя минута. Первые десять минут я рассказывала ему об Эммелине, потом он помог мне стереть кровь с рук и лица теми средствами, что нашлись на борту. Сейчас мы оба молчим, наш удвоенный страх целиком заполняет самолет.

По-моему, прекрасный самолет. Наверное. Мне не хватило присутствия духа, чтобы осмотреться или спросить: а кто из нас, собственно, знает, как им управлять? Но все это неважно, разумеется, если Назира и Уорнер вскоре не придут.

Неважно, потому что без него я никуда не полечу.

Должно быть, это написано у меня на лбу, потому что Кенджи вдруг хмурится.

– Послушай, – говорит он. – Я так же беспокоюсь о них, как и ты. Я не хочу оставлять здесь Назиру и, черт побери, гоню от себя мысли о том плохом, что может с ней случиться там. – Он тычет пальцем в дверь самолета, – но мы обязаны вытащить тебя отсюда.

– Кенджи…

– У нас нет выбора, Джей, – перебивает он. – Мы должны уехать, хочешь ты или нет. Оздоровление затевает какую-то подозрительную игру, а ты прямо в центре дерьма. Мы должны оградить тебя от этого. И сейчас моя задача – обеспечить тебе безопасность.

Я закрываю лицо ладонями и тут же их опускаю.

– Во всем виновата я, понимаешь? Я могла все предотвратить.

– О чем ты?

Я смотрю ему в глаза.

– Мне надо было больше узнать про Оздоровление. Прочитать его историю, понять мою связь с ним. Мне надо было узнать больше о Верховных главнокомандующих. Мне надо было лучше подготовиться. Черт, я должна была настоять на том, чтобы утопить труп Андерсона, а не думать, что он утонул вместе с кораблем. – Я трясу головой. – Кенджи, ну какой из меня Верховный главнокомандующий? Ты это знал; знал и Касл. Я подвергла опасности всех вас.

– Эй, – резко отвечает он. – Я никогда не говорил, что ты…

– Только Уорнер убеждал меня, что я справлюсь, хотя, наверное, я не верила ему по-настоящему.

– Джей, послушай. Я никогда не говорил, что ты…

– А теперь он пропал. Уорнер пропал. Все из «Омеги пойнт» мертвы. Все, что мы создавали… Все, над чем работали… – Чувствую, будто схожу с ума. – Я не могу его потерять, Кенджи. – Мой голос дрожит. Руки тоже. – Я не могу… Ты не знаешь… Ты не…

Кенджи с состраданием смотрит на меня.

– Прекрати, Джей. Ты разбиваешь мне сердце. Я не могу это слышать.

И тут я, сглатывая комок в горле, понимаю, что этот разговор – именно то, чего мне так не хватало. Чувства копились во мне неделями, и мне нужно было поговорить о них хоть с кем-то.

Мне нужен был друг.

– Раньше я думала, как мне тяжело. – Слезы застилают глаза. – Думала, что исчерпала до дна все выпавшие на мою долю кошмарные испытания. Но, честное слово, вот это были самые худшие дни в моей жизни.

Глаза у Кенджи глубокие. Серьезные.

– Ты хочешь об этом поговорить?

Я качаю головой, яростно тру щеки.

– Не думаю, что я смогу об этом говорить, пока не буду уверена, что с Уорнером все хорошо.

– Извини, Джей. Прости.

Я шмыгаю носом.

– Ты ведь знаешь, что мое имя Элла?

– Верно. – Он хмурит брови. – Э-э. Элла. Так дико.

– А мне нравится. Лучше, чем Джульетта.

– Ну, не знаю. По-моему, оба красивые.

– Угу. – Я снова отворачиваюсь. – Но Джульеттой меня назвал Андерсон.

– А Элла – твое имя с рождения. – Кенджи смотрит на меня с пониманием.

– Ага.

– Слушай, – вздыхает он. – Я знаю – последняя пара недель выдалась для тебя тяжелой. Я в курсе всей этой неразберихи с воспоминаниями и все такое. Даже прикидываться не стану, будто представляю, через что тебе пришлось пройти. Но ты не можешь во всем винить себя. Нет твоей вины, – продолжает он. – Всю жизнь ты была пешкой в центре заговора. И за последний месяц ничего не поменялось, ведь так? Будь добрее к себе. Ты столько вынесла.

Я дарю Кенджи робкую улыбку.

– Я постараюсь, – шепчу в ответ.

– Тебе уже лучше?

– Нет. Уехать без Уорнера, не зная, почему он не попал на самолет… Эта мысль убивает меня, Кенджи. Разбивает мне сердце.

Кенджи, вздыхая, отводит взгляд, ерошит себе волосы.

– Понятно. Тебя беспокоит то, что у тебя нет шанса все исправить.

Я киваю.

– Вот черт.

– Кенджи, нет. Не могу.

– Я понимаю, малышка, честное слово. Но нельзя. Если они через пять минут не появятся, мы стартуем.

– Тогда ты улетишь один.

– Ни за что! Не вариант. – Он поднимается на ноги. – Я тоже, как и ты, не хочу так поступать, но я хорошо знаю Назиру и верю, что она справится, а если она еще не вернулась, значит, ждет подходящего момента. Она выберется. И ты должна верить, что она доставит Уорнера. Хорошо?

– Нет.

– Да ладно…

– Кенджи, хватит. – Я тоже вскакиваю на ноги, мое сердце колотится от злости.

– Не делай этого. – Он качает головой. – Не вынуждай меня. Потому что если придется, я привяжу тебя к полу, Джей, клянусь…

– Ты не сделаешь этого, – отвечаю я совсем тихо. Силы оставили меня. Я вдруг чувствую себя опустошенной, разбитой, душа болит. – Я знаю, ты этого не сделаешь. Ты не заставишь меня бросить его.