Гарет Пауэлл - Арсенал ножей

Я разинула рот. Думала, ее обрадует перспектива нового приключения.

— Хотела удостовериться, что все согласны, — объяснила я.

Клэй, возмущенно фыркнув, поднялась на ноги:

— Ты капитан, наше согласие тебе не требуется. Ты говоришь, куда лететь, и мы летим. — Она плотнее укуталась в одеяло. — А теперь извини, я трое суток не спала.

Мы постояли, глядя друг на друга. До меня не сразу дошло, что она ждет разрешения уйти.

— Ну хорошо, — махнула я рукой, — ты свободна.

— Спасибо, — улыбнулась Альва. — Разбуди, когда будем на месте.

Она шагнула к двери, и Престон посторонился ее пропустить. Когда она скрылась, он впервые прямо взглянул на меня:

— Сколько нам до места крушения?

— Около полутора суток.

— Тогда я пока проверю, все ли в порядке в лазарете. — Он ткнул пальцем куда-то в коридор и переступил с ноги на ногу. — Чтобы был полный блеск и готовность принять раненых.

— Отлично. — Я повернулась к Ноду. — А ты, наверное, спешишь в машинный проконтролировать двигатели?

Драфф созерцал меня четырьмя парами угольно-черных глазок. Два его лица склонились набок.

— Много работы, — проговорил он всеми четырьмя неприкрытыми ртами. — Всегда работа, нет отдыха.

Я вскинула руки:

— Ладно-ладно! — И, признавая свое поражение, махнула, отпуская всех. — Давайте идите себе.

Дождавшись, пока они выйдут, я налила еще кофе.

Что это за команда, которая и двух минут не выдерживает вместе в одном помещении? Клэй, по-моему, хотела что-то доказать, только я не поняла что и кому; Престон, похоже, вернулся в режим подросткового бунта, а Нод всегда был ворчлив и непроницаем. Я зажмурилась, вдыхая кофейный пар… а когда открыла глаза, наткнулась на взгляд «Злой Собаки» с экрана.

— Извини, — сказала я. — Ручаюсь, у тебя бывали капитаны получше. Те умели воодушевить команду.

Аватара пожала плечом. Она была одета в белое.

— Бывали и хуже. Один, — продолжала она, — был так плох, что экипаж взбунтовался.

— Правда?

Этой истории я не слышала. «Собака», хоть и допустила меня в личный музей, на удивление мало рассказывала о своем боевом опыте.

— И что? — спросила я.

Она опять пожала плечами:

— Я удалила кислород из кают бунтовщиков.

Это было сказано так хладнокровно, что я не сразу осознала последствия, а осознав, обомлела:

— Ты их убила?

— О нет…

Я уловила блеск белых резцов.

— …всего на тридцать секунд, так что все постепенно оправились.

— Ужасно.

— Зато эффективно.

В воздухе передо мной возник объемный дисплей. Он изобразил пункт назначения в отношении к нашей текущей позиции. Ближайшие звезды были отмечены слабо светящимися рубиновыми точками, связанными тонкой голубой паутиной линий. Я оценила числовые данные, парящие у линии, идущей от нашей системы к цели.

— Нельзя ли добраться туда и обратно в один прыжок? — спросила я.

— Легко.

— И заправка по пути не понадобится?

— Новым двигателям ни к чему.

Ее старые генераторы усовершенствовали, увеличив эффективность, дальность и запас горючего.

— Нам хватит для тридцатишестичасового прыжка к месту крушения и двух суток обратного пути к станции Камроз, — заявила она.

— Тогда чего мы ждем?

«Злая Собака» оскалила зубы в улыбке:

— К полету готова, капитан. Жду приказаний.

С чашкой кофе в руках я вышла из кубрика в круговой коридор по «талии» «Собаки», занятый пустыми кабинетами, тренажерными залами, засыпанными нафталином, и ненужными казарменными помещениями. К рубке в сердце корабля вел трап. Нереально было взобраться по нему на одной руке, поэтому я зажала край пластиковой чашки в зубах и поднималась осторожно, чтобы не плеснуть на верхнюю губу горячим кофе.

Оказавшись внутри, я поставила чашку на командирскую панель управления рядом с постоянно обитающим там вьющимся растением, а сама устроилась в кресле. Рубка походила на старую уютную пещеру, украшенную по стенам шкалами и экранами. Остальные члены команды редко здесь показывались, так что я привыкла считать ее личными владениями — своим святилищем, недоступным капризам планетарного климата и человеческому обществу.

В данный момент на главном экране висел вид космопорта — от пыльных, заметенных песком дорожек до забора по периметру и протянувшейся за ним пустыни. Над асфальтом стояло знойное марево.

Я стянула с себя кепку, повесила ее на подлокотник и пальцами расчесала волосы. Когда корабль подобрал нас с Альвой с планеты, был уже вечер, и мне давно пора было поесть и поспать.

— Так что, мы готовы?

На одном из малых экранов появилась аватара «Злой Собаки».

— Все системы подключены, — доложила она.

— Порт дал разрешение на старт?

— А оно нам надо? — вздернула бровь аватара.

— Хоть из вежливости попроси.

— Минуту.

Ее изображение на пару секунд застыло.

Вернувшись, она сказала:

— Допуск получен. Нам освобождают небо. Отсюда до орбиты не будет никакого движения.

— Команда в готовности?

— Все пристегнулись.

— Тогда давай сигнал перегрузки и поднимайся.

— Есть, капитан.

Посадочное поле провалилось вниз, как сброшенный с воздушного шара груз, и на глазах превратилось в серую кляксу среди рыжих песков. Когда мы набрали четырнадцать километров высоты, я различила поднимающуюся на далеком горизонте столовую гору с древними храмами. Интересно, стоят ли там сейчас рядом с фотографией Джорджа глазеющие на нас туристы? И видят ли они в нас что-то большее, чем далекую искорку, взлетающую в бесконечную синеву неба.

После списания с военной службы я большую часть времени уделяла попыткам лучше понять человечество. С этой целью я изучала философию и религии, иррациональные верования и самые дорогие для людей идеалы. Я штудировала труды великих мыслителей, раздумывала над священными текстами различных культур и традиций от Месопотамии до современности и погружалась в море литературы и поэзии в надежде ухватить ускользающее понятие «человечности».

С особым удовольствием я смотрела, как их ученые объясняли механизм вселенной — от классической аристотелевской модели небесных сфер через законы Ньютона до общей теории относительности Эйнштейна.

В число моих любимых гипотез вошла диковатая идея, что движение быстрее света нарушает закон причинности. Когда-то она числилась научной. Конечно, самое мое существование доказывало ее ошибочность.

Представьте, что вы запускаете ракету к планете в световом годе от вас. В свой телескоп вы видите ее такой, какой она была двенадцать месяцев назад. Предположим, запущенная вами ракета движется вдвое быстрее света. Она ударит по планете через шесть месяцев, а свет от ее разрыва доползет к вам только через год. От нажатия кнопки «пуск» до зримого результата пройдет восемнадцать месяцев. Между причиной и следствием есть четкая граница.