Гарет Пауэлл - Арсенал ножей

Карьера моя закончилась, но это было только начало. Чтобы сохраниться в целом, мне пришлось коренным образом изменить образ жизни и манеры. Мало было выглядеть иначе — я должна была иначе себя вести. Резковатые жесты капитана я заменила более плавными, смягчила тон разговора. Я бросила пить ром и перешла на охлажденные белые вина; отказалась от сыра стильтона и притворилась, что люблю оливки. Перестала смотреть кино, перешла на чтение книг. Я принимала такие решения тысячами, изобрела тысячу новых привычек. Из их скопления вырастала новая личность.

А может быть, она существовала всегда, скрывшись под оболочкой армейской жизни.

Так или иначе, вскоре я носила юбки с цветочным принтом вместо униформы, пила чай вместо кофе и — самое удивительное — писала стихи.

Она Судак была поэтом. Любила долгие трапезы и короткие интрижки и писала длинные горькие элегии памяти перемолотого войной поколения. Когда ее угораздило попасть в знаменитости литературного мира, мне ничего не оставалось, как подыграть ей. Отказ выйти из тени нарушил бы цельность персонажа. И вот я решила прятаться на самом видном месте. Я публиковала новые работы, коллекционировала премии, выступала с чтением стихов и выбирала в компанию все более молодое и интересное окружение. Бывали дни, когда мне удавалось совсем забыть Аннелиду Дил.

Так бы я и проводила время в приятных круизах с любовниками, не случись нашему лайнеру вляпаться в операцию разведки Конгломерата в отдаленной звездной системе. Выброшенная в чужой мир, преследуемая врагом, я, чтобы выжить, поневоле вернулась к прежнему. Я снова стала Дил.

Но сейчас, спустя шесть месяцев, Дил была мертва, погибла в авиакатастрофе, а я…

Я не знаю, кто я теперь. Я вернула себе имя Судак, но не стала ею в полной мере. Пережитое в Галерее изменило меня. Будучи очевидцем жестокой бессмысленной гибели Адама, я вряд ли могла вернуться к искрометному гедонизму. Но и прежняя моя личность не до конца описывала, во что перемолол меня мир. Мне досталась восприимчивость Судак и жесткость Дил. Я сочетала в себе лучшие и худшие черты каждой из них — и в то же время была чем-то совершенно новым. Я убила тысячи людей, но снова и снова смотрела в глаза собственной смерти. Я прошла через огонь, и он выковал меня крепче и резче прежней. Я стала закаленной сталью, сверкающим клинком с обостренным интеллектом поэта.

И у меня было дело.

Когда давление в шлюзе сравнялось с наружным, дверь сдвинулась, открыв блистающую белизну корабля-кинжала. Стены, пол, потолок светились изнури так же, как наружная обшивка. В морозном воздухе странно сочетались запахи от животного и антисептика.

Он ждал меня. Тот же многоглазый медведь гризли, с которым я познакомилась в Галерее, — объявивший себя материальной аватарой сетевого разума миллионной армады. Он заморгал — мелкая рябь прошла по векам, — втянул и выпустил когти.

Его рев отзывался в моем сознании словами наподобие субтитров.

«Она Судак».

— Привет.

«Добро пожаловать на борт».

Его бурый мех выглядел мягким и манил погладить, но в мускулистом теле не было ни следа пухлости. Это существо, как и настоящие медведи, несомненно, являлось хищником, и обниматься с ним тянуло не больше, чем сунуть голову в пасть тигра.

— Спасибо. — Я обвела взглядом гладкие, ледяные на вид переборки. — У этого корабля есть имя?

«Есть обозначение».

— Какое же?

Я считала нужным знать, как обращаться к кораблю.

«88 573».

— Восемьдесят восемь тысяч пятьсот семьдесят три?

«Верно».

— Язык сломаешь, — заметила я.

Медведь неодобрительно фыркнул.

«Ты легкомысленна».

— Извиняюсь. — Я сложила ладони перед грудью. — Это защитная реакция.

«Ты боишься?»

Мне показалось, что он удивлен.

— Я еще не знаю, зачем меня сюда вызвали.

Кажется, это заставило его на миг задуматься. Потом он вздыбился, и мне стоило усилий не отшатнуться от него. Среди стерильной белизны его острые зубы и когти смотрелись старой слоновой костью.

«Все объяснится».

Он с натужной грацией развернулся, упал на четыре лапы и заковылял прочь.

Глядя, как он удаляется по сияющему коридору, я незаметно выдохнула скопившийся в легких воздух и тихо выругалась. Медвежья походка была неуклюжей, — казалось, он вот-вот запнется о свои же ноги. Между тем для такого тяжеловесного зверя он двигался на удивление быстро, мягкие подушечки лап переступали в беззвучном неровном ритме, и только иногда слышался цокот когтей о гладкий мраморный пол. Поспешив за ним, я тщетно искала признаки существования команды. Все помещения на нашем пути смотрелись такими же безликими, как коридор, — словно это судно было вовсе не действующим кораблем, а чем-то сродни маске или скульптуре. Это впечатление усилилось, когда я заметила отсутствие шумов и вибрации двигателей. Долгая служба на военных кораблях приучила меня к многоголосой какофонии. Здесь, не слыша лязга, шипения и гула механизмов, я начала тревожиться. Такая тишина подобает скорее музейной выставке, чем работающему судну.

Через пару минут мы оказались в сферической камере диаметром около десяти метров. Пол коридора перешел в мост, протянувшийся к центру, и там расширился в небольшую площадку.

«Здесь».

Медведь остановился, и я догнала его на подвешенной в воздухе платформе.

«Это центр. Слияние».

Я огляделась. Если не считать формы, стены и здесь были такими же безликими, а воздух таким же морозным.

— Это рубка?

«Фокус. Средоточие. Отсюда ты сможешь вести армаду».

— Вести? Помнится, меня признали недостойной.

«Признали».

— И что изменилось?

«Ты».

— Потому что вернулась и приняла последствия Пелапатарна?

«Ты была готова отдать жизнь. Нет высшего искупления».

— И теперь вы решили сделать меня своей главой.

«Наш долг — покончить с войной. Но мы неспособны действовать без управления и надзора биологического разума. Наша конструкция не позволяет обратиться против тех, служить кому мы созданы».

— Но почему я?

«Отдавая приказ о бомбардировке Пелапатарна, ты стремилась прекратить войну Архипелаго. Ты совершила трудный моральный выбор в убеждении, что сбережешь больше жизней, чем отнимешь».

Я прищурилась:

— Стало быть, вам нужен кто-то, кто не боится испачкать руки?

Медведь моргнул и задумчиво склонил голову к плечу.

«Метафора адекватна».

Я начинала понимать. При всей своей скорости и мощи Мраморная армада могла действовать только с согласия живой единицы — и выбрала меня, зная, что я однажды решилась спалить планету ради достижения своей цели.

Я заглянула за край платформы, на дно сферы в пяти метрах под собой.

Вот, значит, зачем меня выдернули из-под расстрела.