Гарет Пауэлл - Арсенал ножей

— Знаешь, — с запинкой проговорила я, — «Злая Собака» стала называть меня сестрой.

— Серьезно?

— Да.

— Мило. — Клэй не особенно вслушивалась в мои слова, занятая наблюдением за туннелем впереди.

— Ну, я это к тому… — Я набрала воздуха в грудь. — У нас обеих есть свои плюсы и минусы, но я вроде как привыкла, что ты рядом, а нас ждет опасность и…

— И что? — не оглядываясь, бросила Клэй. Она целилась вдоль линии горизонта и поддерживала левой рукой правое запястье. — Выкладывай уже.

— Я подумала, а если и ты будешь мне сестрой?

Молчала она минуту. Я уже решила, что слишком далеко зашла и все испортила. Но тут она обернулась и взглянула мне в глаза:

— Валяй, можно.

— Правда?

Она пожала плечами:

— У меня родных никогда толком не было. То есть были люди, пока я служила в десанте, но их никого нет в живых.

— Значит, мы можем быть одной семьей? Ты, я и «Собака».

— Конечно.

Я проглотила подступивший к горлу ком. После смерти родителей один только Седж был мне так близок, чтобы считать родным. А он давно пропал.

— Спасибо тебе. — Мне хотелось ее обнять. — В смысле, это здорово. Ты не пожалеешь.

Клэй развернулась кругом, проверяя, не возникло ли угрозы.

— Ладно, — буркнула она, — а теперь будь так добра, помолчи об этом. Как бы не вышло перебора.

— Молчу. Просто…

— Ш-ш-ш!

Она снова двинулась вперед, чуть сгибая колени и держа наготове оружие. Вся отдавшись наблюдению.

Вспотевшие руки скользили по гладкому пластику стены. Мышцы болели от усилия не ослабить хватку. Подушки обивки прогибались под ногой, как губка, но вес все же выдерживали.

— Как ты там? — спросила, перегнувшись через край, Эддисон.

Первый просившийся на язык ответ я проглотил.

— В порядке. Малость скользко, но, если осторожно, справимся.

Рили повисла на стене рядом со мной.

— Носки вбивай как можно глубже, — посоветовал я. — Если опираться на самый край, нога соскальзывает.

Она обошлась бы без моих советов. Втискивая пальцы рук и ног в просветы между подушками, пробиралась ко мне, словно полжизни лазала по стенам.

Люси выбралась из туннеля вслед за ней. Последним карабкался Бернард.

Я старался не смотреть вниз, но всем нутром ощущал под собой глубину, от которой по плечам и загривку разбегались холодные обморочные мурашки. Я чувствовал каждый из тысячи невидимых метров между собой и дном шахты. Рефлексы древнее человеческого рода подсказывали застыть на стене — вцепиться и держаться. Руки мои превратились в когти, пальцы ног сгибались, будто готовились обхватить древесную ветвь. Чтобы двигаться вперед, мне требовалась вся моя решимость до капли.

Трудно было не думать о цели: о широком проеме в сорока метрах над нами. Отсюда он казался недосягаемо далеким, и оптимизм мой начал увядать. Чтобы лезть вверх, нужно было поднять ступню на уровень запястий, упереться носком и, толкнувшись, ухватиться за следующую щель. Эддисон вроде бы хорошо справлялась, а Люси взлетала, как накофеиненная обезьяна-паук, не ведая ни страха, ни осторожности. Только Бернарду приходилось не легче моего. Он недовольно кряхтел при каждом движении, а болтавшаяся на ремне винтовка, раскачиваясь, била его по бедрам. Несколько раз он вслух ругался — то по-английски, то по-французски. Но каждый рывок — каждый ряд подушек обивки — на целый метр приближал нас к цели, а значит, к спасателям.

Через некоторое время я, несмотря на ломоту в мышцах, начал извлекать из этого удовольствие. Впервые после катастрофы мне ничего не требовалось решать. У меня осталось одно дело: высмотреть следующий зацеп и подтянуться к нему. И хотя преодоление каждого ярда давалось трудно, но движение повторялось раз за разом. Не нужно было гадать, что делать дальше.

А потом Люси сорвалась.

Я услышал ее визг и успел поднять голову, чтобы увидеть, как она скользит ко мне. Не успев ни о чем подумать, я поймал ее за плечо. Толчок едва не сорвал со стены и меня самого — я повис, цепляясь одной рукой, а в другой обмякла она, болтая ногами в тысячеметровой пустоте.

Сил поднять ее у меня не было.

— Помогите! — скрипя зубами, выдавил я.

— Держись!

Эддисон поспешно сдвигалась ко мне.

— Стараюсь.

Руку, ухватившую Люси, я уже не чувствовал. Плечо, судя по ощущениям, медленно выворачивалось из сустава, а подушка, на которой я стоял, не выдерживала нашего двойного веса — край проседал под стопой. Если еще немного прогнется, нога моя соскользнет и тогда нам обоим конец.

Сколько я буду падать на километровую глубину? И что буду чувствовать, видя дно этой алчной глотки и понимая, что ничего не могу изменить?

Я крепче вцепился в стену. И в это время снизу послышался крик. Джил Дальтон стоял на краю уступа, где мы его оставили. Он целился из моей винтовки вниз, в шахту. Я опустил взгляд мимо запрокинутого личика Люси и увидел движение на стене. К нам из глубины подбиралось не меньше трех металлических членистых гадов. Заостренные концы их лап с глухим стуком прокалывали пластиковое покрытие подушек. Щелкали клешни, шевелились жвала.

Дальтон выстрелил. Вспышка осветила шахту. Эхо раскатилось вверх и вниз. Но твари лезли дальше.

Я почувствовал рядом с собой Эддисон. Вдвоем мы подтянули Люси, чтобы она сумела снова ухватиться за стену.

— Спасибо, — сказала девочка так, словно благодарила за приглашение на чай, и снова порхнула вверх — я и со свежими силами за ней бы не угнался.

— Осторожней! — крикнул я вслед, но она будто не услышала.

Дальтон снова выстрелил. Я увидел, как дернулся один рак, когда пуля оставила вмятину на его броневом панцире. И все равно тварь лезла дальше.

— Вперед, — сказал я Эддисон.

Бернард подо мной неуклюже возился с винтовкой — пытался, удерживаясь одной рукой, снять ее с плеча.

— Не тормози, — крикнул я ему, — лезь!

Он вытаращил на меня шалые от страха глаза:

— Это ты виноват!

Членистоногий уродец был прямо под ним, всего в нескольких метрах до расстояния атаки. Бернард наконец высвободил оружие и нацелил вниз, упершись мушкой себе в каблук. Я видел, как он трижды нажал на спусковой крючок. Каждый выстрел дергал ему плечо вверх и отбрасывал к стене. Первый не попал. Второй — рак принял на бронированную клешню. Но третий прошел насквозь — ударил рака в морду, вырвал из верхней челюсти клок мяса и хрящей. По-моему, еще и глаз, но я не уверен. Шахту наполнил сверлящий уши визг, зверь качнулся. Две лапы, оторвавшись от стены, бессильно повисли.

Бернард свирепо обернулся на меня. Зубы оскалены, лицо искорежено страхом и отвращением. На одной руке ему было не подтянуться, и он уронил оружие. Отскочив от скорлупы раненого зверя, винтовка канула в темноту. Бернард выкарабкался на следующий ряд. Теперь нас разделяла всего пара метров.