Гарет Пауэлл - Арсенал ножей

Из моих сомкнутых губ вырвался всхлип. Я хотел сдержаться, но он пробился наружу. Этот звук бессильной печали, казалось, наполнил наше тесное укрытие. От злости на себя я врезал кулаком по каменной стене. А потом — вздохнул и всхлипнул, снова и снова. Я плакал, пока Эддисон, втиснувшись рядом со мной, не зажала мне рот.

— Тихо, — велела она. — Напугаешь ребенка.

Я обернулся на Люси. Та лежала на животе, подперев подбородок руками и разглядывая меня с вежливым девчачьим любопытством.

— С ней все в порядке, — проговорил я в ладонь Эддисон; голос срывался и звучал сипло. — Да она и не ребенок. Постарше нас обоих будет.

Рили сощурилась, но руку от моих губ убрала.

— Ладно, — сказала она, — может, и так. Зато меня ты напугал до одури.

Я закрыл глаза. Чувствовал себя избитым и промытым дочиста, как пляж после шторма. И стыдно было, что вот так обнаружил свои чувства. Я обязан быть сильным. Но я же безоружен и загнан в нору, в которой даже крысе было бы тесно. Если Счастливчику Джонни Шульцу и требовалась удача, так это сейчас, когда, кроме нее, ничего больше нет. Я потерял почти все: корабль и экипаж, кроме последнего члена команды, ружье и скафандр… Осталось так мало. Я ощущал себя хрупким осенним листком, который первый же порыв ветра унесет в Аид. И держался только на холодном ужасе перед жвалами механического рака, рвущего тело в кровавые содрогающиеся куски.

Под веками у меня сменялись картина за картиной. Я видел Лену Келли, пригвожденную к палубе острием членистой лапы; Генри Бернарда, падающего в километровую глубину шахты; смятого и разбитого Вито Аккарди в рубке «Люси»; Янсена с Монком, застрявших в грузовом трюме перед столкновением; свернувшегося в своем остро пахнущем гнезде Чета; Сантоса, жонглирующего травами и приправами на камбузе в минувшие счастливые времена; Дальтона, отступающего от обрыва перед надвигающимся раком, его пули, рикошетящие от стальной шкуры… Все они мне доверяли. Все они поверили обманщику. И все они пропали. У каждого были родители, братья и сестры, друзья… У Вито в Нуэва-Калифорнии осталась жена. У Сантоса — брат в монастыре на какой-то из планет Спицы. Выращенную в лаборатории Келли удочерила семья полицейского. А у Дальтона на индустриальной планете в окрестностях Интрузии жили двое взрослых детей. Мне еще предстоит рассказывать всем этим людям, как страшно погибли их близкие. Мне придется сидеть перед ними и подбирать слова, чтобы точно объяснить, что случилось со слабыми, хрупкими телами, вмещавшими когда-то отца, брата, дочь, мужа. Как я буду, глядя им в глаза, говорить правду? Как посмею взвалить на них подлинную, рвущую жилы мерзость этой трагедии?

Я знавал людей, которые сражались и погибли в войне Архипелаго. И таких, кто выжил, потеряв всех друзей и товарищей. Как они справлялись? Где брали силы жить дальше, вставать каждое утро и продолжать свой путь, когда стольким в этом было отказано?

Я глубоко вздохнул. Хлюпнул носом.

— Извини.

Эддисон тронула меня за плечо:

— Брось, все понятно. Я сама, как только мы отсюда выберемся, как только окажемся на спасательном судне, закачу такую истерику… Но до тех пор, пока мы еще в опасности, надо скрывать свои слабости, держать все в себе. Понял?

— Ага. — Я утер глаза рукавом.

— Знаю, это трудно, — продолжала Рили. Лицо у нее было в пятнах, а кожа под грязью натянулась от пережитых ужасов, как бумага. — Но если мы поддадимся, нам ни за что не выбраться. А выбраться надо, потому что я не хочу здесь умирать. Только не с этими тварями.

Я стиснул кулаки, впился ногтями в ладони. Дальтон, как умел, пытался нас защитить. Отвлекая раков на себя, отдал жизнь ради нашего спасения. И будь я проклят, если своим нытьем сведу его жертву к нулю. Дикий ужас отступил, оставив после себя неестественное спокойствие. Я словно оказался в окне урагана: в маленькой неподвижной точке среди бушующего шторма.

Да, я все потерял. Да, погибли друзья. Но пока мы трое живы, будем держаться. Надо ползти вперед, и к черту усталость и душевную боль. У меня остались только Эддисон и Люси. Я должен был вытащить их обеих. Должен найти выход из этой летающей горы хоть к какому-то подобию человеческой цивилизации.

Потомки учатся быстро.

Умные.

Оставил их шнырять по кораблю, пока я работаю.

Сделай работу, потом отдыхай.

Потом снова работай.

Вожусь с пучком проводов, когда на экране в машинном появляется аватара «Злой Собаки».

— Есть высокая вероятность боевых действий в ближайшем будущем, — говорит она мне. — Будь готов исправлять повреждения.

Хочу опрокинуться на спину и зажать в комок все шесть лиц.

Корабль только что ремонтировали.

Только успели починить после последней драки.

Только успел снова сделать удобное гнездо, как мне нравится.

А что теперь?

— С кем бой? — спрашиваю.

— Три корабля Кинжального флота.

— Думал, они друзья.

Аватара пожимает плечами:

— Похоже, теперь все иначе.

— А потомки? Мы собирались в отпускной круиз. Без опасностей.

Аватара опускает голову:

— Прости, Нод. Я не нарочно. Будь уверен, я сделаю все, что в моих силах, чтобы твои малыши выжили. А если дойдет до худшего, засуну их в челнок и постараюсь вывести из боя.

— Спасибо.

— Не стоит благодарности. А теперь, чем я могу тебе помочь?

Поднимаю к ней три лица:

— Постарайся не попасть под выстрел.

— Я серьезно.

— Я тоже.

Прочно упираюсь четырьмя лицами в палубу. Двумя другими показываю:

— Пойдут торпеды — уворачивайся.

Меня, после службы на «гиенах» и «ятаганах», на борту «88 573» больше всего нервировала тишина. Я привыкла к постоянному фоновому шуму: сменялись вахты, гремели приказы, люди переговаривались, передвигали или ремонтировали оборудование, по трапам грохотали вверх и вниз тяжелые сапоги, потрескивала, выгибаясь, обшивка, и неумолчно вибрировали двигатели. Я привыкла к суете и движению в любое время дня и ночи, а здесь, на белом корабле, царило молчание. Историк Алексий Бошняк сидел у себя в каюте, корпел над старыми записями, которые наскреб в объединенной памяти флота, а мохнатая аватара появлялась, только когда кораблю требовался прямой диалог. Куда она девалась в промежутках, я понятия не имела: возможно, просто расточалась. И оставался «88 573», безжизненный, как беломраморный склеп, забытый даже призраками и пауками. Я словно стояла в трансепте заброшенного собора на пустой, покинутой планете.

Круглые стены в данный момент были слепы. Я не нуждалась в экранах. Передачи с сопровождавших «88 573» кораблей шли мне напрямую в мозг. Посредством их датчиков я видела, как они расходятся, прочесывая небеса искусственными органами чувств в поисках «Злой Собаки». Они уже обнаружили приближающийся нимтокский крейсер. Если бы «Злая Собака» покинула этот район, в клубящихся туманах высших измерений остался бы след. Отсутствие следов предполагало, что она затаилась неподалеку.