Илья Крымов - Песнь копья

Погружённых удалось прижать обратно к фальшбортам, их заметно поубавилось, призрачная победа словно вот-вот могла упасть теплокровным в руки! Так казалось пока за чешуйчатыми спинами тварей не появились фигуры вдвое выше и шире. Они медленно взбирались на «Предвестника», одна, две, пять, семь. Каждый из гигантов был не похож на остальных, по-своему ужасен: тот, что имел голову рыбы-молота сжимал в могучих руках секиру на длинном древке; из плеч другого вместо рук росли длинные мурены; третий, прозрачный как медуза, выбросил щупальца и одним касанием убил трёх матросов; всякий следующий гигант был ужаснее предыдущего.

Маргу немедля напал на молотоглава, вонзив ножи тому в грудь и вцепившись зубами в горло, два огромных тела покатились по палубе, давя всякого, не успевшего бежать. Сирли метнулся к муренам и закрутился между ними, полосуя мерзкие зубастые морды. К моменту, когда наёмник смог вонзить клинок в мозг врагу, направив его сквозь нижнюю челюсть и нёбо точным ударом, баланс сил изменился. Новые чудовища заставили команду дрогнуть и только на воителях Ур-Лагаша теперь держался «Предвестник».

Пламерожденные вступили в отчаянную схватку, Огненные Змейки расстреляли все чудесные стрелы и взялись за копья со щитами, а Самшит была среди них. Отвергая мольбы поберечь себя, она оказалась против громадной твари, походившей на глубинного удильщика. Чудовище попыталось нанизать деву на трезубец, но Н’фирия перехватила смертельное оружие, а Самшит ударила монстра Доргонмауром в живот. Тот на глазах распался морской пеной.

— Именем Элрога Пылающего, — загремела жрица, наступая на Погружённых, — изгоняю вас в пучину морскую, где место вам, проклятым на вечное гниение! Во мрак! Во хлад! Во забвение! И да прибудете там во веки веков, отродья Клуату!

Её глаза наполнились внутренним огнём, искренняя ярость раскаляла воздух вокруг Верховной матери и даже чёрное копьё потеплело. В снулых рыбьих глазах Погружённых зародился страх, они пятились от волнистого лезвия, от копья, от тонкой, измождённой плаванием женщины, которая его держала, от почти истаявшей пены морской под ногами той женщины. Погружённые, как малые, так и громадные, падали за борт, оставляя корабль в покое. На несколько мгновений возникла тишина; выжившие, измученные и раненные, замерли среди мёртвых, забыв об усталости и страхе.

— Славьте господа, — выдохнула Самшит, — славьте спасителя…

— Рано! — С небес упал Хуанито, весь растрёпанный и мокрый, он только что расправился с врагом там, на высоте, измотался так, что даже парить не мог, шлёпнулся на окровавленную палубу, чуть не убившись. — Смотрите!

Пока маленький вейя летел вниз, он успел заметить то, на что охваченные лихорадкой боя не обратили внимания, — пиратские корабли нагнали кружившийся «Предвестник». Они поймали момент в его замкнутом движении, чтобы оказаться с обоих бортов единовременно; теперь слева шёл грозный фрегат, а справа — торопливая шхуна. Орудийные порты кораблей были распахнуты, наружу торчали пушки.

— Госпожа! — Н’фирия повалила Самшит и накрыла собой.

Многие везучие тоже успели лечь среди трупов, а те, кто не успел, превратились в кровавое воспоминание о самих себе, когда грянул картечный залп.

///

Андр е с де Га, командовавший «Скверной молитвой», улыбнулся, вдыхая пороховой дым, и приказал заряжать ядра.

— Капитан, — крикнул старший помощник, — они вернулись!

Через левый борт переваливалась абордажная команда, Андрес пересчитал их и удивился тому, как сильно проредили экипаж на этой утлой лодчонке! Плохо. А ведь когда дело стало затягиваться он даже Пучинных послал в бой, однако и их полегло больше половины. Очень плохо. Капитан Дектро спросит у него: «Андрес, почему ты не бережёшь моих людей? Андрес, может мне протащить тебя под килем? После третьего раза ты, возможно, образумишься». Кожа и мышцы, что де Га стёр о донные ракушки во второй раз, только успели отрасти, и после третьего он потеряет право командовать кораблём, а вместе с ним, может быть, и жизнь. И откуда только взялась эта скорлупка посреди открытого моря в самое ненужное время?!

— Где мастер квартердека? — крикнул капитан с юта.

Один из абордажников хлебнул поднесённой пресной воды и рыбье обличие стекло с него, оставив на палубе раненного человека.

— Убит, сеньор капитан!

— Как?!

— На корабле белый орк, сеньор капитан! Тот самый! И какие-то великаны и… и… там женщина с копьём…

— Что ты несёшь, тварь?!

Андрес де Га посмотрел на вражеское судно, пороховой дым уже рассеялся, стал виден изуродованный борт, иссечённые тела, кое-где робко занялся пожар. Ещё один залп и шхуна отправится к Глубинному Владыке… но что это? Среди обломков, среди трупов, выжившие стояли на коленях, словно в мольбе. Молили они не о пощаде, — руки моряков были обращены к тонкой фигурке, опиравшейся на копьё, к фигурке, чью голову окутывало пламя. Женщина подняла длинное оружие над собой, и пират содрогнулся. То тёмное и страшное, что жило внутри де Га, то, что он принял, став служить Солодору Сванну, из чего черпал силу и что вскармливал кровью убиенных, тонко закричало в страхе. Ему стало так дурно, такая слабость парализовала тело, что капитан никак не мог отдать приказ канонирам. А даже если бы и смог, то разбитые немощью пираты не исполнили бы его. Испуганные глаза Андреса неотрывно следили за копьём, которое светлело.

///

Доргонмаур в руках Самшит сбрасывал тысячелетнюю черноту, хлопьями и мутной коркой опадавшую с древка, с бронзового дракона, с потускневшего кристаллического лезвия. Глаза Верховной матери пылали плазменным светом и копьё перенимало его, ослепительно яркое, вымарывавшее все иные цвета, сияющее, горячее как драконье пламя!

— Lenmegen n’dehy olavit mahaff! — провозгласила жрица, направляя оружие С а роса Грогана против «Скверной молитвы». — Latum!

Доргонмаур выпорхнул из ладони и на мгновение повис в воздухе как пёрышко, не знающее, куда направить свой беспечный полёт… а затем превратился в луч раскалённого света, прошивший пирата насквозь и устремившийся к горизонту. На несколько мгновений мир побелел, наступила тишина; спокойствие и тепло окутало всё и вся.

Когда глаза выживших вновь стали зрячими, они смогли увидеть пиратскую шхуну, на всех парусах бежавшую прочь; останки погибшего фрегата; Верховную мать Самшит, лежавшую в окружении свиты без сознания. Чёрное копьё Доргонмаур было рядом с ней и уже почти остыло.

День 2 эпира месяца года 1650 Этой Эпохи, о. Ладосар.

Мальчишка лет четырнадцати-пятнадцати бежал по тропке, над которой вздымалась отвесная стена камня, а под ней был обрыв. Далеко внизу море билось о прибрежные скалы, полдень жарил плечи и голову сквозь накидку, а разъярённые харп е ски ловили крыльями ветер и осыпали человека проклятьями. Они ненавидели всех, кто приближался к их гнездовью. Мальчишка бежал, пока в груди его и мышцах пылал огонь, а по лицу градом катился пот. Разгневанные летуньи падали с небес, выставляя когти, но он избегал их, ловкий и стремительный как сам ветер. В прежние времена светлая ткань его одежд не раз пропитывалась кровью на этой опасной тропе, но не теперь.