Илья Крымов - Песнь копья

Больше эльф не проронил и звука. Тусклый отсвет былого, тень живого существа, он остался сидеть, недвижимый, отрешённый от бытия. Кайнагерн не слышал, как после долгого молчания человек поблагодарил его, извинился, попрощался и осторожно ушёл.

День 10 эпира месяца года 1650 Этой Эпохи, провинция Ковхидар, королевство Риден.

Темнота стала для Тильнаваль единственной подругой на то время. Она лежала на полу клетки внутри фургона, такой низкой, что не встать, но достаточно длинной. Было холодно несмотря на два одеяла, однако, хотя бы запах поганого ведра перестал чувствоваться. Или это она просто привыкла? Сквозь тьму доносились звуки, — влажное чавканье копыт; становившийся всё громче скрип осей.

Фургон трогался по утрам и ехал до позднего вечера с редкими остановками. Самое удручающее, что Дар так и не вернулся, она не только не могла прибегнуть к чарам, но и не чувствовала тока времени, не знала, в каком направлении её везли. Это было невыносимо.

Когда движение прекращалось, открывалась задняя дверь и пленитель гремел ключами. Невзрачный до уродства человеческий мужчина являлся с набором лекарств и чистых бинтов, снимал старые, осматривал следы от капкана, покрывал лодыжку Тильнаваль мазью и снова бинтовал, туго, умело. На опухшую руку он даже не смотрел, де, кости целы, а остальное само скоро пройдёт. Также охотник приносил поесть и убирал поганое ведро. Все попытки заговорить обрывались раздражённым цыканьем, но на второй день своего пленения, женщина решила настоять. Тогда этот паршивый сукин сын схватил её за лицо и ударил о прутья затылком. Несильно, выверено, так, чтобы перед глазами полыхнули искры и речь смолкла. В следующий раз она сама попыталась ударить его по глазам, но вышло ничуть не лучше.

Иногда темнота, тряска, холод и постоянный скрип оси так сильно изматывали пленницу, что она принималась кричать. В этом было немного смысла, проклятья и угрозы только силы отнимали, а человек и ухом не вёл. В конце концов Тильнаваль сосредоточилась на одной мысли и повторяла её раз за разом:

— Ты не понимаешь, что навлёк на себя! Глупец! Твои муки будут долгими! Ты не понимаешь, что навлёк на себя!

Женщина не знала, сколько суток прошло, пока однажды дверь не открылась, не загремели ключи и на пол клетки рядом с лицом Тильнаваль не упал расстёгнутый браслет.

— Будь добра надень, я хочу услышать щелчок.

Она приподнялась, посмотрела на человека, но к браслету не притронулась.

— Ну же. Ты хочешь подышать свежим воздухом? Посидеть у костра, размять конечности? Хочешь? Надевай.

Тильнаваль ощерилась как волчица.

— Ну, как знаешь…

Ненавидя себя, она схватила браслет, накинула на запястье и сжала. Раздался щелчок. Люпьен улыбнулся.

— Не жмёт?

— Жмёт.

— Хорошо, главное, что кровоток не перекрывает.

Женщина не ответила.

— Вот твой сапог, он чуть дырявый, но сойдёт. Ты же не собираешься бежать?

— Дерьмо медвежье…

— Давай осторожно. Нога заживает очень хорошо, однако прыгать на ней пока не стоит.

Она выбралась в ночь, давя внутреннюю ярость от того, что человек заботливо поддерживал её, ведя к разведённому тут же костру. Снаружи светового пятна царил кромешный мрак, но над огнём булькал котелок, лежала рядом растянутая сумка с едой. Клеменс усадил женщину на какое-то бревно, укрытое парой одеял, обошёл костёр и присел на корточки. Он принялся готовить ужин, аккуратно, умело, с хорошим настроением, даже мурлыкал что-то под нос.

— Скоро, скоро будет нам пир. Надеюсь, ты проголодалась также, как и я.

Он резал сушёное мясо одним из её ножей.

— Теперь говорить можно, или ты мне в голову камень метнёшь? — спросила Тильнаваль мрачно.

— Говори.

— Этот браслет из керберита?

— Не целиком, только несколько сегментов на внутренней стороне, которые плотно соприкасаются с кожей. Чтобы ты не доставила нам обоим хлопот своими чарами.

Тильнаваль осмотрела изящный замок, разочаровано выдохнула. Даже если бы она со всей силы ударила проклятой побрякушкой о дерево или камень, — только руку повредила бы. Гномьи поделки просто так не ломались.

Керберитовый браслет, капкан с керберитовыми зубами, фургон, внутри которого её Дар дремал…

— Ты, — у неё во рту пересохло, — из Инвестигации?

Он поднял глаза, немного слезившиеся от дыма, долго молчал, вглядываясь в бледное лицо и не прекращая работать ножом.

— Нет.

— Тогда…

— Формально, я принадлежу к ордену Гончих. Слышала о таких?

Она слышала, правда, только краем уха и только слухи. Никто из тех, кому не полагалось, точно не знал, существовали они на самом деле, или обитали только в параноидных умах. Значит, существовали. Гончие Святого Престола, — убийцы и следопыты, которых Амлотианская Церковь посылала, чтобы либо найти кого-то, либо навсегда потерять.

— Должен признать, что ты очень хорошо умеешь прятаться и ускользать, — сказал он. — Я смог взять чёткий след только на Гиз о нщине, но ты протащила меня через две страны. Восхитительно, никому ещё не удавалось столько бегать без телепортации. Ты ведь не телепортировалась?

Тильнаваль не ответила.

— Нет, не телепортировалась. Может быть, перелетала по воздуху, пользовалась другими чарами, но и только. Однако, и это тебя не спасло бы. Взяв след, я пойду через весь мир, пока не доберусь…

— Кем ты меня считаешь? — грубо перебила женщина.

— Ам… сказать по чести, я понятия не имею, кто ты, — глупо усмехнулся Клеменс Люпьен. — И что ты сделала не знаю тоже. Почти ничего. Меня… разбудили и направили в Бре о нику, в тамошнюю магическую школу.

По спине Тильнаваль пробежал холодок.

— Хрустальная Арка, — красивое название. Мне дали твои вещи и отпустили искать след по самым тонким нитям запаха, ибо заклинания тамошних магесс не могли обнаружить тебя.

— Куда уж им, идиоткам калечным. Хочешь сказать, что ты… выследил меня с помощью носа? — с вымученной усмешкой спросила она.

— Не только, но в основном. Верить не обязательно, это не важно. Важно то, что твой забег наконец-то окончен. Я доставлю тебя святым отцам и на том моя очередная миссия будет выполнена. Но всё же, скажи, когда ты поняла, что я иду по следу?

Тильнаваль взглянула на своего пленителя как на деревенского дурачка, изобразила всю возможную степень снисхождения и презрения.

— Знаешь, таксидермист, я в душе понятья не имела, что Церковь ведёт за мной охоту.

— Хм?

— Той ночью я нашла заброшенный дом, надеясь укрыться от дождя и холода, а пришлось прятаться от нежеланных встреч. Сначала появилось это громадное нечто, завалившееся под стеной, а через час пожаловал ты, потом, — женщина. До того вечера я о тебе не подозревала, понимаешь?