Павел Корнев - Рутинер

— Однако, — проворчал Микаэль и подергал себя за ус. — Молот собирается начать войну?

— Вот уж не думаю, — покачал я головой и двинулся через площадь.

Когда подошел к экипажу, его дверца слегка приоткрылась и вице-канцлер подсказал:

— Ваш человек может ехать сзади.

Микаэль забрался на запятки, а я влез внутрь и уселся напротив Гуго Ранита, саквояж устроил рядом с собой. Карета тронулась с места и, покачиваясь на неровной брусчатке, покатила с площади.

— Сейчас, магистр, я буду склонять вас к совершению чрезвычайно опасного и абсолютно незаконного деяния, — начал Молот, и его прямоугольное лицо с тяжелой челюстью осталось предельно серьезным, на нем не промелькнуло даже малейшего намека на улыбку. — Скажу сразу, мероприятие это такого рода, что в случае провала для всех будет лучше, если вы погибнете при задержании. Поверьте, удар шпаги куда милосердней четвертования или колесования. Да и меня не утянете за собой. Разумеется, я буду все отрицать, но, чует сердце, это не поможет…

— Не слишком воодушевляющее вступление, — прямо сказал я, и собеседник рассмеялся.

— Оно и не предполагалось таковым, — заявил вице-канцлер и протянул мне толстую папку. — Если начну вводить в курс дела сам, наверняка заподозрите меня в предвзятости к этой персоне, поэтому лучше ознакомьтесь с показаниями свидетелей и протоколами следственных мероприятий.

Я принял папку, но раскрывать ее не стал и выразительно посмотрел на Молота:

— Читайте, магистр. Читайте! Это вас ни к чему не обяжет, просто сэкономит мне время на объяснения.

Ничего не оставалось, кроме как отодвинуть с окна шторку, распустить завязки папки и начать просматривать подшитые материалы. Внутри, к моему немалому удивлению, оказалось досье некоего маркиза аус Саза, получившего, подобно большинству отпрысков именитых семейств, домашнее образование, а посему не имевшего никакого отношения к ученому сословию и не подпадавшего под юрисдикцию Вселенской комиссии по этике даже теоретически. В поле зрения моих коллег маркиз попал из-за паскудного характера и круга общения, точнее — жертв.

На бумаге были скрупулезно зафиксированы детали избиении, похищений, насилия, пыток и даже убийств. Перечислялись и безрезультатные потуги юристов Вселенской комиссии привлечь аристократа к ответственности. Полагаю, жертв было много больше, просто тут упоминались лишь школяры и лекторы, не в добрый час попавшиеся на глаза искавшему развлечений маркизу.

И вице-канцлер точно не подсунул фальшивку: листы весьма разнились и по сохранности, и по состоянию чернил, да и подписи некоторых магистров оказались мне прекрасно знакомы. Нашлось в материалах и объяснение поразительной способности Вернера аус Саза выходить сухим из воды: он оказался одним из основателей ложи Скарабея и был вхож в ближайшее окружение кронпринца. Скандал замяли даже после обнаружения в лесочке на территории имения маркиза дюжины невесть кем и когда закопанных тел.

А потом в одном из протоколов на глаза попалось знакомое имя, что, учитывая похоронный настрой моего собеседника, быть простым совпадением никак не могло. Я поднял взгляд, и вице-канцлер кивнул, отвечая на невысказанный вслух вопрос.

— Вернер аус Саз — наследник древнего, но потерявшего былое влияние рода, — произнес председатель дисциплинарного совета лишенным всяких интонаций голосом. — Получил известность из-за пристрастия к дуэлям и скандальной вольности нравов. В одном из поединков ему повредили запястье, что заставило позабыть о фехтовании, и понемногу распущенность переросла в извращенность. Как нам доподлинно известно, маркиз получает определенного рода удовольствие, причиняя боль. И людей вокруг себя собрал столь же испорченных. Дюжина клевретов — будто насмешка над учениками Пророка!

— Дюжина? — прищурился я.

— Дюжина, — подтвердил Молот. — И с одним из них вы повстречались в Рауфмельхайтене. Именно Фальберт Бинштайнер был идейным вдохновителем школяров-солнцепоклонников в Риере, ведь так?

— Доподлинно это не установлено, но косвенные улики указывают именно на него.

Гуго Ранит кивнул и многозначительно произнес:

— Чуть меньше года назад приближенные аус Саза перестали попадаться на глаза нашим осведомителям. Прошел слух, будто они покинули столицу. Разом.

— Полагаете, маркиз решил возродить культ поклонения солнцу?

— Полагаю необходимым эту версию проверить, — ожидаемо ответил вице-канцлер. — Дать делу официальный ход нет никакой возможности, предать огласке эту версию не решился даже Верховный трибунал, посему беседу с маркизом придется провести в тайне от всех.

Выбитым под пытками показаниям была грош цена, но усмехнулся я совсем по иной причине.

— Если мы оставим маркиза в живых, то сами попадем под суд. Если прикончим, то не сможем предъявить общественности протокол… беседы с ним.

— И не нужно ничего никому предъявлять, — вкрадчиво произнес Гуго Ранит. — Надо лишь выявить секты солнцепоклонников, прежде чем до них доберутся ищейки Верховного трибунала. Где-то устраним вероотступников негласно, где-то предадим их суду, но — сами! Мы должны ясно показать всем и каждому, что Вселенская комиссия полностью контролирует ситуацию!

Если подстрекателями выступали именно приближенные маркиза, его показания и в самом деле могли помочь в кратчайшие сроки установить сбитых с пути истинного школяров, поэтому я задумчиво кивнул и произнес:

— Явки, пароли, имена…

— Именно так, магистр! — оскалился Гуго Ранит. — Именно так!

Я закрыл папку и вернул ее вице-канцлеру.

— А если маркиз не причастен?

Председатель дисциплинарного совета пожал плечами с какой-то даже показной беспечностью.

— И что с того? Эта сволочь и так слишком долго коптит небо. Будь на то моя воля, удавил бы его собственными руками. Или вас не убеждают собранные коллегами материалы, магистр?

Материалы меня целиком и полностью устраивали, и я был вовсе не прочь избавить мир от высокородного извращенца, все, как обычно, упиралось в детали. Святые небеса! Все всегда упирается именно в них…

Гуго Ранит уловил мои сомнения и развел руками:

— Магистр, как бы ни легли карты, вы точно останетесь в выигрыше. Стремительной карьеры, если показания маркиза помогут арестовать вероотступников, не обещаю, но иммунитет от преследования и хорошее назначение могу гарантировать прямо сейчас. Вытянем пустышку — моя головная боль, я костьми лягу, но не позволю передать ваше дело Верховному трибуналу. Останетесь в распоряжении канцелярии дисциплинарного совета, у нас вечно работы больше, чем людей.

Я кивнул, пусть и без всякой уверенности, ведь в делах, подобных этому, с исполнителем куда проще рассчитаться пядью заточенной стали. Только вот мое нынешнее положение не располагало к излишней разборчивости. На одной чаше весов была весьма и весьма вероятная передача Верховному трибуналу, на другой — работа, пусть грязная, но все же по профилю. Маркиз аус Саз отнюдь не безгрешный младенец, его остановить — миру благое дело сделать. А если уж обернуть предприятие к своей выгоде…